Смерть и воскресение царя Александра I

В доме на Фобур Сент-Оноре Александр бывал уже после Ватерлоо и второго отречения Наполеона; первое же пребывание в Париже завершилось тем, что, простившись с Жозефиной и королевой Гортензией, он отправился в Англию, где тоже жаждали видеть главу коалиции союзников, победителя Наполеона (тем более что его слава не затмевала собственных побед, и прежде всего адмирала Нельсона и лорда Веллингтона, и этим даже льстила тщеславию). К тому же ему надо обсудить с англичанами польский вопрос и склонить их на свою сторону. Поэтому 3 июня 1814 года он покидает Париж и вскоре высаживается в Дувре, где ему устраивают восторженную встречу: англичане выпрягли лошадей из коляски, где сидел Александр вместе с прусским королем, и сами вкатили коляску в город.

Вот и мне предстоит пересечь Ла-Манш и высадиться на меловых берегах Дувра. Англия! С ней у меня получилось все так же, как и с Францией: сначала побывал, а затем удалось пожить. Иными словами, снять номер на четвертом этаже, под самой крышей гостиницы неподалеку от Гайд-парка, привыкнуть по утрам, едва проснувшись, самому заваривать чай, заливая пакетик в чашке нежно воркующим, побулькивающим кипятком из высокого электрического чайника, затем спускаться по винтовой лестнице в буфет, завтракать по-английски, намазывая апельсиновый джем на хрустящий хлебец, и бродить весь день без устали по улицам, закоулкам, набережным, паркам, музеям Лондона. Или забраться на второй этаж красного автобуса (наш маршрут – пятнадцатый; есть и другие, конечно, но этот наш, привычный, любимый: весь Лондон как на ладони) и забыться в счастливом изнеможении, прикрыть глаза, провалиться в полудрему, а перед глазами – кружение каких-то каруселей, пляшущие яркие пятна, обжигающие подсолнухи Ван Гога (из Национальной галереи), в ушах же – тихое, благостное звучание органа.

«08.09.01. 15 часов двадцать минут. В соборе Св. Павла. Тихо заиграл орган. Молитва». Так у меня в записной книжке, с которой я не расставался, постоянно делал пометки. Значит, это было 8 сентября 2001 года, почти через двести лет после Александра, и он, конечно же, тоже стоял на молитве в соборе Св. Павла и слушал орган. И вот я улавливаю его присутствие под сводами собора – он словно бы рядом, мы вновь совпадаем в пространстве, и это совпадение помогает мне почувствовать даже больше, чем совпадение во времени. Ну, скажем, жил бы я в ту эпоху, знал бы, слышал о царе, даже видел его из толпы, не имея возможности приблизиться к нему. Но вот я приближаюсь, прослеживая контуры предметов, с которыми сталкивался его взгляд, прикасаясь к стенам, которых он касался, и фигура императора выступает из темноты, вырисовывается для меня как живая.

Еще одна запись в книжке: «09.09.01. 13 часов 16 минут. Подплываем к Гринвичу. Видели дом, где был написан «Оливер Твист», и кабачок, куда Диккенс приглашал друзей». Этого дома Александр, конечно, не видел, а если и видел, то вскользь, мельком, не придавая значения, ведь он тогда не имел мемориальной ценности, но в Гринвиче – был, и это новое счастливое совпадение. Совпадение такое же, как и в Британском музее, где фигура Александра вдруг возникает для меня среди экспонатов, античных голов, статуй и ваз, или в Гайд-парке, по дорожкам которого он совершает прогулки верхом, облаченный в английский мундир, отвечая легкими поклонами на приветствия и аплодисменты гуляющей публики, и я слышу эти аплодисменты, слышу цокот копыт и фырканье лошади… Слышу, потому что живу совсем рядом и часто здесь бываю, почти каждый вечер, подолгу сижу на любимой скамейке, укрывшейся в тенистых зарослях, и кормлю белок, таких же проворных, как у нас, но не рыжих, а, скорее, бурых, темно-коричневых, с шоколадным отливом. Что ж, англичанки…

И вот когда центр Лондона исхожен вдоль и поперек и стал узнаваемым, таким же привычным, как утренний чай в номере гостиницы, приобрел черты освоенного и физически, и душевно места, появляется желание добавить к нему что-то еще не узнанное, так сказать расширить сферу, раздвинуть границы. Иными словами, поехать, и прежде всего – в Оксфорд. Да, в Оксфорде надо побывать непременно, ведь и Александр там был, и ему, облаченному в мантию, вручали диплом доктора права. «Но ведь я не держал диспута», – сказал он при этом, сказал, конечно, в шутку, с напускной озабоченностью, и ему находчиво ответили: «Вы выдержали такой диспут против поработителя народов, какого не выдерживал ни один доктор права». Или что-то в этом роде – не хочу сверять по источникам, поскольку эта фраза живет во мне, я несу ее в себе, я ее слышу и при этом – как и Александр, – еду в Оксфорд.