Квартира, оставшаяся у Селуянова после развода, была огромной и неухоженной. Жена не стала делить жилплощадь, так как с самого начала было известно, что ее будущий новый супруг является в Воронеже довольно крупной шишкой и с квартирными делами у него все в большом порядке. Николай выбрал себе сферу обитания — большую комнату и кухню, где старательно поддерживал порядок и чистоту, а на оставшиеся две комнаты и просторную прихожую просто махнул рукой. Сюда частенько наведывался Юра Коротков, который жил в крошечной двухкомнатной квартирке вместе с женой, сыном и парализованной тещей и который, проведя несколько часов в тишине и покое просторных селуяновских хором, немного оживал и набирался сил. Самой большой удачей он считал те вечера, когда жена, среагировав в очередной раз на какую-нибудь мелочь, устраивала скандал и вынуждала терпеливого Короткова пулей вылетать из квартиры, хлопнув дверью. В такие вечера Юра бегом бежал к метро и уже через пятьдесят минут входил в тихую обитель своего товарища и коллеги. Неубранную, с клоками пыли, шаловливо перекатывающимися под ногами при каждом движении воздуха, с отрывающимися кое-где обоями, но зато спокойную и надежную. Квартира Селуянова была единственным местом, где Юра мог выспаться. Может быть, играло свою роль и то, что Николай, как только заканчивались зимние холода, постоянно держал все окна открытыми, из-за чего воздух в квартире всегда был свежим и прохладным, а дома у Короткова из-за опасений, как бы парализованная теща не заболела пневмонией, форточки открывались только на 15 минут в сутки для «гигиенического проветривания». Каждый, у кого в доме был парализованный больной, знает этот специфический тяжелый запах лекарств, мочи и вечно влажного белья, которое сохнет по всей квартире в самых неподходящих местах. У себя дома Юра вставал по утрам с тяжелой головой, злой и невыспавшийся.
Сегодня Юре повезло. Когда он утром стал собираться на работу, жена в очередной раз подозрительно спросила, куда это он намылился в субботний день. Удивительным было то, что за последние четыре года Юра не пробыл дома ни одной субботы, но каждый раз его сборы на службу сопровождались подозрительными вопросами и нелицеприятными выводами из коротких вежливых ответов. Супруга со вчерашнего дня была в скверном настроении, поэтому заставить ее сказать заветные слова, открывающие Короткову путь к вожделенному селуяновскому дивану в пустой комнате перед открытым окном, большого труда не составило. Чем грубее и грязнее были слова, которые произносила жена, тем «сильнее» и «глубже» мог себе позволить обидеться Юрий.
— Я чувствую, ты была бы рада, если бы я умер и больше тебе не мешал, — сухо сказал он, открывая входную дверь и подхватывая на плечо ремень своей сумки. — Ночевать буду на работе или у Кольки, отдохни от меня, может, поймешь наконец, что нельзя третировать людей до бесконечности.
Субботний день прошел в бегах и хлопотах, Николай занимался Маратом Латышевым и его алиби, а Юра посвятил часть дня Екатерине Головановой, чье поведение ему не нравилось и казалось подозрительным. Конечно, маловероятно, чтобы она одна совершила два таких сложных и заранее подготовленных убийства, но выступить инициатором она вполне могла. Вместе с кем же, интересно? С родителями Элены? С матерью Турбина? С брошенным любовником Маратом Латышевым?
Другая часть дня ушла на странную Веронику Матвеевну Турбину, которую на седьмом десятке внезапно одолела охота к перемене мест. Конечно, суббота была не самым удачным днем для таких исторических изысканий, потому что в мае уже начался дачный сезон и застать кого-нибудь дома было трудновато. Но все-таки кое-какие наметки у него появились.
Домой к Селуянову они приехали вместе, встретившись на середине дороги. По пути зашли в большой универсам и накупили кучу продуктов. Правда, покупал в основном Коротков. Так бывало всегда, когда он приходил к другу в гости с ночевкой. Первое время Коля еще пытался разыгрывать гостеприимного хозяина и готовить ужины для Короткова, но Юра быстро пресек кулинарные тренировки Селуянова.