Смерть и любовь в Гонконге

– О-о, святое небо… И вы примете в подарок мою джонку?! И станете новым доктором с джонки?

– Если меня примут пациенты… Вы правы: любой настоящий врач нашел бы здесь дело своей жизни. Два прошедших дня меня убедили. Когда я вижу этих больных…

– Он останется у нас, он останется у нас, Янг! – вскричал доктор Мэй и запрыгал по комнате. – Эй, небо, зажги-ка все звезды! Янг, где мои литавры? Он остается! Это достойно самой долгой и громкой дроби, какую я только в состоянии выбить! В Яу Ма-теи будет новый доктор…

Он бросился доктору Меркеру на шею, облобызал его и опрометью бросился в свою комнату, где с такой силой заколотил в литавры, что Меркер начал даже беспокоиться, как бы его от этих сверхусилий не хватил удар.

Под утро в дверь комнаты, где, крепко обнявшись, спали Янг и доктор Меркер, постучали. Не дожидаясь ответа, доктор Мэй вошел и шлепнул Меркера по голому заду.

– У меня прямо сердце разрывается – опять я вас силой вытаскиваю из ее объятий, – тихо проговорил он, когда Меркер испуганно вскочил. – Клянусь, я не вуайер,[8] и считаю такой образ ночного препровождения самым богоугодным – но вам пора вставать! Теперь я знаю, где живет пузырь. Эту новость мне принес верный человек. Забавно, что обычно с такими новостями приходят в самый неподходящий момент. Туда мы доберемся на сампане…

Янг не проснулась, когда Меркер встал; во всяком случае, сделала вид, будто крепко спит. Меркер быстро оделся в темноте и вместе с доктором Мэем поднялся наверх. На палубе пациенты лежали вповалку, укрывшись одеялами. Несколько человек сидело у сходней и за надстройками – сторожили. Здравомыслие и недоверчивость – залог продления жизни.

Мэй с Меркером спустились по скользкой лестнице и едва не упали в поджидавшую их плоскодонку. Она неслышно оттолкнулась от старой джонки и заскользила по узким водным улочкам. У руля сидел молчаливый молодой человек с покрытым оспинками лицом.

– Этого парня я четырнадцать лет назад излечил от оспы, – негромко проговорил доктор Мэй. – Ему было шесть лет. И он будет мне благодарен по гроб жизни.

Доктор Меркер оглянулся на джонку Мэя, это запущенное деревянное чудовище с высокими бортами, дырявыми парусами и гниющими надстройками.

– Какой скверный у нее вид, – сказал он.

– А вы его измените, Фриц. Отныне это ваша джонка! Сегодня же вы получите дарственную в письменном виде. – Мэй откинулся назад. – Формальности между наследниками – паршивая вещь. Ты для меня – Фриц, а я для тебя просто Мэй. И за это мы выпьем с тобой до дна литровую бутылку!

– Ни капли, Мэй! Медленно, но верно я тебя от этого отучу.

– Скорее высохнет море! Хочется рвать и метать! Не успел я обзавестись наследником, который годится мне в сыновья, как он начинает меня опекать! Меня не переделаешь. Сколько раз меня выворачивали наизнанку – я не поддаюсь!.. Эй, куда это мы?

Сампан скользил по широкой водной улице, мимо больших, дорогих жилых лодок, которыми восторгались обвешанные фотоаппаратами туристы: особенно эффектно получались на снимках алые паруса. Потом сампан опять захлюпал по узкой улочке и остановился, покачиваясь, перед джонкой в третьем ряду. Доктор Мэй указал на жилую лодку, на палубе которой сушилось на веревке белье. Вид у нее был довольно богатый.

– Ее хозяин – Кун Лундзы. Он капитан паромного судна и среди своих соседей считается самым зажиточным. Ходит по линии Коулун – Виктория – Тай Лам Чун на Новых Территориях. Мало кто знает гонконгскую акваторию лучше Куна. – Он посмотрел на джонку, перед которой они покачивались, и заметил, что горит только один опознавательный огонь. Было еще темно, хотя на востоке уже пробивалась узкая светлая полоска. Несмотря на сильный плеск воды у борта джонки, ему почудилось, будто он слышит приглушенное пение, Мэй как-то странно взглянул на Меркера. – Слышишь, Фриц?

– Нет. Все тихо.

– Господь наградил тебя железными нервами.

Лодка подошла к спущенной в воду деревянной лестнице. Поднявшись на палубу, они оказались перед развешанным как попало бельем, сложенными парусами и старыми бумажными гирляндами. Над входом в задние надстройки торчал устрашающего вида картонный дракон. Во время больших торжеств его водружали на шест и носили по кругу.

Сейчас и Меркер услышал монотонное пение и остановился. Звуки доносились из надстройки. Сквозь задернутые занавески мерцал тусклый свет.

Они медленно прошли по палубе, отворили раскрашенную дверь и оказались в просторном помещении с низким потолком. Доктору Меркеру, в отличие от Мэя, пришлось даже пригнуть голову. Вся семья была в сборе и сидела на полу на матах, упершись ладонями в колени и не шевелясь, словно все они застыли. Прабабушка что-то вполголоса напевала, поводя сложенными руками, в которых держала изваяние цветка лотоса из слоновой кости.

Посреди комнаты, в окружении всей семьи, под шелковым покрывалом лежал на ковре больной. Две лампадки, справа и слева от головы, освещали спокойное, умиротворенное лицо.