Воробьева Елена Юрьевна
9. Смерть героям
Я сидел за обшарпанным столом провинциальной гостиницы и с удовольствием ужинал полезной гречневой лапшой, даже не помышляя опрокидывать ее на пол. «Можно вывезти Иса из Шусина, но Шусин из Иса не вывезешь никогда», – теперь, в Шусине, мне стала понятна старая семейная поговорка. Это трудно объяснить, но я был дома. В отдельной миске горкой высились чуть прихваченные жаром открытого огня кубики маринованной печени, – жена хозяина постоялого двора приготовила их специально для меня, – переложенные колечками лука и пряной зеленью. Рана заживала успешно, но заботливая женщина, так напоминающая нянюшку, кормила такой едой, которая, по ее мнению, быстро поставит меня на ноги. На этой диете я приобрел дополнительный вес, мышцы броней охватили ребра, потяжелели ноги и руки. Учитель Доо лишь смеялся: «Взрослеешь», – он все еще был шире меня в плечах.
Жена хозяина привычно нянчилась со мной.
– Тощий-то какой, – причитала она, подсовывая под руку пышные лепешки, намазанные смесью тертого сыра и чеснока, – аж зеленый! Только глаза да нос торчат… У-у-у-у, ирод, совсем уморил парнишку…
«Ирод» согласно кивал, весело поблескивал глазами, и протягивал грубовато слепленную глиняную чашу под багровую струю густого терпкого вина с предгорий, где у семьи хозяина были собственные виноградники. Перед ним в изобилии располагались миски с горячей лапшой, свининой в крахмальном кляре и солено-сладком соусе, ростками бамбука и древесными грибами – наставнику тоже похудеть не грозило.
Мы оставили изрядно пощипанный караван в разоренной дезертирами фактории у плато Алтыгель. Смогли выкупить лишь пару упрямых мулов: каждая скотинка была на счету. Туркис протрезвел, пришел в себя и содрал с нас за них впечатляющую сумму – семейное мастерство не пропьешь. Возможно, он таким образом хотел отыграться за историю с Ёдгором Фуином, загадочное исчезновение которого наделало большого переполоху. И хотя мы с наставником были ранены, а охранники-Пиккья, приставленные к нашему фургону, не видели и не слышали ничего необычного, ситуация с «побегом пленного» после нашего неожиданного превращения из недотеп в умелых воинов и триумфального вмешательства в ход сражения выглядела очень подозрительно. Не походили мы на доверчивых простачков, которых обвел вокруг пальца ушлый разбойник, но и обвинить в сговоре с беглецом никто не решился.
Рана моя была достаточно серьезна, поэтому все же пришлось раскошелиться на мулов.
До ближайшего городка с постоялым двором добирались долго, Шусин не баловал частотой селений. На привалах заваривали лекарственные травы, меняли повязки… останавливались часто. И столь же часто объяснялись: только после утомительных расспросов, иногда больше напоминающих допросы, в наших подорожных появлялись соответствующие печати постов военной администрации, в изобилии встречающихся на дорогах. Не думаю, что в чем-то подозревали именно нас, скорее всего, власть здесь просто не любит чужих. Она и своих-то не сильно жалует. И вот, наконец, мы добрались до гостиницы, и уже пару недель я блаженствовал в тишине и покое чистой уютной комнатушки.
На постоялых дворах давно себя чувствовал как рыба в воде: расположить хозяев и подружиться с постояльцами – элементарная задачка. Здесь же вообще отдыхал душой. Не оставляло ощущение, что вернулся в родное поместье. Шусинцы были так похожи на домочадцев, тех, кто окружал меня с самого детства: волосы всех оттенков русого, от светлого до пепельного, узкие лица с острыми подбородками, серые или карие глаза. Только персиковый оттенок кожи столичных обитателей не совпадал с загаром разной интенсивности, которым отличались местные жители, много времени проводившие на свежем воздухе. Одевались тоже чуть иначе, чем в Бахаре: халаты короче, штаны уже, сапоги выше. Куртки застегивались по плечевому шву и имели стоячие воротники. Женщины прикрывали волосы яркими платками, следя, чтобы ни одна прядь не выбилась наружу. Юноши и девушки обматывали шарфы вокруг пояса, а десятки длинных тонких кос, украшенных блестящими монетами и яркими бусинами, стягивали в высокие хвосты. Взрослые мужчины носили строгие пучки и убирали их под шапки, простые суконные или отделанные мехом. Мы с наставником потратили кругленькую сумму, чтобы одеться соответствующим образом, и теперь я отличался от всех лишь цветом глаз, они у меня зеленые, мамины. Учителя Доо в рыжем лисьем малахае легко можно было принять за степняка – их здесь тоже хватало. Как одежда меняет облик, выявляя сокрытое! Без сомнения, в наставнике течет кровь степняков, но степняк, входящий в императорский дворец как к себе домой? И я впервые задумался, к какой же семье принадлежал на самом деле мой учитель.