Смерть Эроусмита

Льюис был высокий, худой, нескладный, с плохим цветом лица и в старости совершенно лысый, если не считать единственной сохранившейся рыжей пряди. Если бы он щеголял во взъерошенном парике и приклеил бородку, то вполне мог бы сойти за шутливое изображение Дяди Сэма, а большинство интервьюеров и библиотекарей, которые чем дальше, тем реже совершали паломничества к его дому (их всех отпугивало пристрастие старика пародировать буквально все свойственные людям артистические позы), замечало, что с годами он все больше превращался в Последнего Янки из Коннектикута. Он даже приобрел характерную для янки гнусавую интонацию, которую теперь почти не услышишь, разве что в плохих пьесах.

Его соседи рассказывают — это их самое яркое воспоминание о нем, — как однажды сэр Уилфред Уиллоби Уэстфрискет,[6] профессор американской литературы в Оксфорде, приехал к Льюису и прождал его целое утро у порога, в то время как Льюис в местном гараже играл в пинокль с сельским констеблем-гробовщиком.

Хотя, как уже было замечено, Льюис, видимо, не создал «школы» последователей, однако можно предположить, что его влияние на литературу в целом оказалось плодотворным: он высмеивал скуку и формализм, широко пользовался американским просторечием, юмористическими преувеличениями, перемешанными с почти научной манерой повествования, которой он научился во время пребывания в колледже; его книги проникнуты истинным демократизмом, и потому его герои — будь то провинциальный издатель или поденщица на ферме — наделены чувством собственного достоинства, романтическим обаянием и хотя бы в этом, в своей человеческой значительности, не уступят любому принцу, любому лидеру рабочих с его ста тысячами приверженцев и любому романисту!

Из его ближайших родственников остались в живых его старший сын Уэллс,[7] капитан американских экспедиционных сил в 1942 году и романист, более крупный и, несомненно, более искусный и тонкий, нежели его отец; его младший сын Майкл[8] — президент Афро-Китайской авиакомпании; и его племянник Фримен Льюис,[9] издатель. Во время похорон мистера Льюиса — согласно последней воле покойного, его хоронили в Миллертонском колумбарии — присутствовали лишь трое его слуг (или, как он шутливо называл их, «помощников»), а также почтенный доктор Карл ван Дорен, ушедший в отставку президент Колумбийского университета и бывший посол во Франции.[10] При погребении прозвучала лишь Седьмая симфония Бетховена в грамзаписи, а надгробное слово Карла ван Дорена состояло всего из одной фразы: «Он был настоящий труженик и хороший товарищ, и он умел смеяться даже в такие времена, когда измученный заботами мир, казалось, совсем утратил эту способность».

1941