Смерть бродит по лесу

Тисовый холм расположен в приходе Тисбери, но сама деревушка Тисбери уютно расположилась на дне долины почти в миле от него. За исключением одиночек вроде Генри Спайсера или чудаков вроде покойного сэра Уильяма Фозерджилла, в прошлом никто не желал строиться на холме, где почва едва покрывала голый мел, а подача воды была проблематичной. Национальный трест[1] заботится о том, чтобы никто не делал этого в будущем. Но по другую сторону долины, где склон более пологий, а возвышенность под названием Дидбери-Даунс пониже, не так давно выросли дома так называемого Восточного Тисбери, который словно наследница извлек выгоду из краха некогда великолепного поместья обанкротившегося графа Маркшира. Агенты по продаже недвижимости обычно рекламируют эти дома как обладающие непревзойденным видом на Тисовый холм. Если полагаться на опыт Петтигрю, то совсем наоборот — это вид ими обладает.

По привычкам и склонностям Фрэнсис Петтигрю был городским жителем. Его трудовая жизнь прошла в Темпле, где открывавшаяся из его каморки панорама ограничивалась элегантной кирпичной кладкой семнадцатого века в двадцати шагах от окна. (Когда немецкие бомбы, снеся дальнюю сторону Внутреннего инна, в одночасье расширили открывавшийся ему горизонт до противоположного берега реки, он растерялся так же, как выпущенная в лесу канарейка.) Его знание Англии за пределами Лондона ограничивалось по большей части городами Южного судебного округа, имеющими ассизные суды[2], и домиком в центре Маркгемптона, который представлялся ему очевидным пристанищем после выхода на пенсию.

Он не взял в расчет свою жену, молодую женщину, которую он так неожиданно — и так счастливо — приобрел в награду за правительственную службу во время Второй мировой. В частности, он не учел тетушку жены, вдову, с которой никогда не встречался и про которую редко слышал. Когда эта дама умерла, долгие годы пробалансировав на грани маразма, оказалось, что племяннице, вместе с прочей собственностью, она оставила крошечный домик, в котором он теперь и проживал. По получении наследства он решил, что они от него избавятся, и приехал с Элеанор осмотреть его проформы ради. Он бросил один взгляд за окно кабинета, спросил себя, что делал глазами все эти годы, и признал свое поражение. Окончательно планы расстроил цейссовский бинокль дяди Роберта, находившийся все еще в отличном состоянии.

— Если не случится чего-то очень и очень радикального, — заметил он за ленчем жене, — я окончательно впаду в апатию.

— Звонила леди Ферлонг, спрашивала, может ли прийти к чаю, — сказала Элеанор. — Возможно, она окажется достаточно радикальной.

Леди Ферлонг была старейшиной Восточного Тисбери. Духовно она принадлежала к приходской общине основного Тисбери и своей миссией считала привлечение любого новоприбывшего к жизни прихода. Отдаленная родственница лорда Маркшира, она бестактно напускала на себя собственнический вид во всем, что касалось окрестностей. До конца чаепития было еще далеко, а Петтигрю уже обнаружил, как трудно ему не поддаться иллюзии, что он всего-навсего скромный арендатор, к которому явился с инспекцией хозяин, а не землевладелец или, во всяком случае, супруг землевладелицы, принимающий у себя равного, чьи поместья едва ли больше его собственных.

Но леди Ферлонг, пусть и склонная к диктаторству, была достаточно любезной, и того факта, что Элеанор ее маленькое владение досталось не через покупку, а по наследству, оказалось достаточно, чтобы она выросла в ее глазах. Когда же в дальнейшем выяснилось, что часть своего детства она провела в этом самом доме у тети и дяди и недолгое время ходила в ту же подготовительную школу, что и старший сын леди Ферлонг, атмосфера стала и вовсе сердечной. Леди Ферлонг сразу же определила для Элеанор «место», и с этого момента почувствовала себя совершенно свободно. Дело в том, что значительную часть своей жизни она употребляла на старания (все более и более затруднительные в нашем обществе) находить для людей должное «место» и явно была вне себя от радости, что на сей раз все получилось так легко, а результат вышел такой удовлетворительный. Приняв третью чашку чая, она перешла к делу. Элеанор уже познакомилась с пастором? Нет? Он зайдет. Он слегка озабочен, достаточно ли будет помощниц на летнем благотворительном базаре. Не захочет ли Элеанор взять на себя какую-нибудь палатку? Ну, возможно, браться за это еще слишком рано, но подумать надо. Вечером леди Ферлонг встречается с миссис Порфир, и они пройдутся по списку помощниц и посмотрят, где от нее будет больше пользы. Затем, разумеется, Женский институт[3].