- Привет, - сказал Дамкин. - Вы-то здесь какими судьбами?
- В Гурзуф едем.
- Как, и вы тоже?
- Да, только билетов не можем достать.
К литераторам подошел вспотевший Гиви.
- Не отставать, слушай! Поезд сейчас поедет. Давай живо в вагон!
Поезд тронулся. Из окна вагона Дамкин долго махал оставшимся на перроне рокерам. Стрекозов все также уныло смотрел перед собой.
Зина достала из сумки курицу, картошку в мундире, соленые огурчики.
- На вокзале купила, - пояснила она в ответ на вопросительный взгляд Дамкина. - Садитесь к столу.
Доктор, художник Бронштейн и Дамкин придвинулись, но Гиви Шевелидзе сказал:
- Слушай, я узнавал у проводника, здесь есть ресторан. Пойдем, я угощаю!
- Я не буду есть, - заявил Стрекозов и полез на верхнюю полку.
- А я поем, - сказал Дамкин, у которого аппетит не пропадал ни при каких обстоятельствах. - Пошли.
Бронштейн и доктор кивнули. Зина обиженно поджала губы и, завернув курицу в бумагу, убрала ее в сумку.
- Мы скоро, Стрекозов. Не скучай.
Стрекозов не ответил. Его взгляд был уставлен в стакан с подстаканником "Москва - город-герой".
Гиви повел своих спутников в ресторан, и они просидели там до самого вечера. Когда они вернулись, Стрекозов все также отрешенно лежал лицом к стене.
- Стрекозов, - сказал Дамкин, слегка навеселе после выпитой бутылки коньяка. - Мы тебе коньячку принесли. И черной икорочки...
- Не трогай его, - шепотом попросила Зина. - Плохо ему. Пусть спит.
- Это мне плохо! - заорал Дамкин. - Роман не дописан, а этот гад топиться собрался! Коньяк не пьет! Икру не жрет! И вообще, меня тошнит.
И Дамкин убежал в туалет. В купе заглянул Гиви, который с доктором и художником пошел играть с проводником в преферанс.
- Ну как он?
- Спит, - ответила Зина, заботливо укрывая сопящего Стрекозова одеялом.
- Вай, вай, - простонал Гиви. - Горе-то какое!
Прошла ночь. Рано утром поезд прибыл в Симферополь. На привокзальной площади Гиви нанял целый микроавтобус, который через час привез их в Гурзуф. О, Гурзуф, излюбленное место отдыха литераторов, музыкантов, художников, хиппи, панков и, к сожалению, военных, которые отгрохали себе огромный санаторий, отхватив значительный (и самый красивый!) кусок городка, в котором располагался еще дореволюционный парк с замечательными статуями, фонтанами, вековечными деревьями...
Друзья спустились к морю. Заплатив деловитым старушкам по десять копеек за вход на пляж, подошли к теплому голубому морю, которое какой-то древний юморист с черным юмором назвал Черным.
- Ну чего, Стрекозов, не передумал? - спросил Дамкин, с надеждой глядя на соавтора.
- Нет, - сказал Стрекозов.
- Ну и топись! И без тебя роман допишу. Еще гениальнее будет!
Стрекозов медленно разделся и, забыв про плавки, в семейных трусах пошел в воду. Нырнув, он немного проплыл под водой, вынырнул и брассом двинулся к буйкам, где и решил утонуть, чтоб не пугать отдыхающих.
Вдруг возле самых буйков он заметил девушку, которая то скрывалась под водой, то поднималась снова на поверхность - девушка явно тонула. На свою жизнь литератору было наплевать, но как тонет невинный человек, он не мог спокойно смотреть. Стрекозов нырнул, подхватил девушку и, не взирая на ее сопротивление, потащил к берегу. Внезапно девушка перестала сопротивляться, и литератор вдруг обнаружил, что это та самая девушка из его сна.
- Вы! - воскликнул он.
- Я! - радостно ответила девушка. - А это вы?
- Я! - засмеялся от счастья Стрекозов.
- А я поняла, - говорила девушка, - что не могу без вас жить и приехала сюда, чтобы утопиться на том самом месте, где мы познакомились!
- И я, - говорил Стрекозов, - тоже решил утопиться!
Он вынес девушку на руках из воды. Удивленные Дамкин, Бронштейн и Зинаида с доктором обступили мокрую пару влюбленных.
- Она? - спросил мудрый Гиви, единственный из всех не потерявший дар речи.
- Она! - сказал гордый и счастливый Стрекозов.
- Я знал, что так получится, - кивнул Гиви Шевелидзе. - Где здесь ближайший ресторан?
- На горе, - сказал Дамкин и дотронулся рукой до Стрекозова. - Вы что же, теперь поженитесь?
- А как же! - ответили хором девушка и Стрекозов.
- А-а-а! - в ужасе закричал Дамкин и побежал к морю топиться...
Друзья бросились его ловить.
Глава еще одна,
в которой Бронштейн говорит о любви
В вашей воле, дорогая,
Никого не полюбить,
Но любить вас больше рая
Вы не в силах запретить.
Хуан де Мена
- Ну, как тебе наша версия женитьбы Стрекозова? - спросили литераторы у художника Бронштейна, когда тот прочитал новый рассказ.
Бронштейн сидел задумчивый.
- Да, - вымолвил он наконец. - Какая любовь! Я бы так, наверно, не смог.
- Не каждому дано! - сказал гордый Стрекозов, допивая бутылку пива.
- И слава Богу! - Дамкин открыл еще одну бутылку. - А то бы я точно утопился.
- Да, - еще раз повторил Иван. - Любовь!
Глава следующая,
в которой евреи окончательно достают
музыканта Шлезинского
...Рокоссовский был, как известно, человек характера крайне крутого и, как всякий порядочный поляк, антисемит отъявленный.
М.Веллер "Легенда о Моше Даяне"