— Ты собираешься его хранить? — сказал он.
— Я же сохранила два предыдущих.
— Хм.
— Что значит «хм»?
— Ничего. Просто «хм».
У меня в глазах защипало и стало горячо. Я готова была вот-вот заплакать.
— Как я понимаю, это для тебя плохая новость.
— Нет, нет, не в этом дело. Просто это… неожиданно, — он потер подбородок и громко вздохнул.
— Не издевайся, — я отломила еще один кусок булки и резкими движениями размазала масло.
— Я к тому, что нужно заниматься сексом, чтобы забеременеть.
Я взглянула на него.
— Что ты имеешь в виду?
Он усмехнулся.
— Ничего. Просто мы же не постоянно это делаем.
— Видимо, вполне достаточно.
Я уставилась в меню и сделала вид, что читаю.
— Ну что ты, любимая?
Я не обращала внимания, продолжая изучать меню.
— Черт возьми, что такое испанский артишок? И почему он есть в каждом проклятом меню города?
— Джулиет, дорогая, посмотри на меня.
Я не посмотрела.
Вдруг он встал, обошел вокруг стола, опустился на колени и обнял меня. Я не пошевелилась — все еще не могла простить, что он колебался, как и я. Но буквально через секунду уронила голову ему на грудь и спрятала лицо в складках старой фланелевой рубашки, которую он не удосужился переодеть. И разревелась.
— Неужели ты не рада? — спросил Питер. — Я рад. Давай будем радоваться.
— Ты не рад, — прорыдала я. Находись в ресторане еще кто-нибудь, ему было бы на что поглядеть.
Питер убрал волосы от моего заплаканного лица и поцеловал меня:
— Я счастлив. Просто это неожиданно. Но я счастлив. Честно. А ты?
— Не знаю, — ответила я, вытирая нос о его плечо. — Ты же спишь в этой рубашке…
Мы с Питером договорились подождать, пока беременность не станет заметной, и потом сказать детям. Он попытался меня убедить, что всех остальных тоже не нужно посвящать, но прекрасно знал, что это гиблое дело, даже если я соглашусь. В силу характера я не способна молчать о таких вещах. Знаю, насколько нелепо выглядит частный сыщик, который не может хранить секреты. Но чтобы хоть как-то оправдаться, скажу, что я никогда не обманывала доверие клиента. Я крайне несдержанна только в отношении интимных деталей собственной жизни. Мой многострадальный муж узнал об этой маленькой проблеме в довольно пикантной ситуации. Мы с ним встречались буквально несколько недель, когда Стэйси приехала по делам в Нью-Йорк. Одна из ее клиенток выступала в ужасной постановке на Бродвее (актрисам из бывших моделей никогда, повторяю, никогда не нужно пытаться играть серьезные роли. Надеюсь, что есть такой федеральный закон, а если нет, то его необходимо принять), и Стэйси уговорила нас посмотреть пьесу. После спектакля она пригласила нас на ужин в благодарность за то, что мы были единственными людьми в театре, которые в антракте не бросились к выходу. За десертом она похвалила Питера за его сексуальные таланты. Сказала примерно следующее: «Джулиет говорит, ты самый лучший любовник, который у нее был». Сначала Питер покраснел, потом позеленел, потом пнул меня под столом.
— Дорогой, — пропела Стэйси моему красному, как рак, бойфренду, — привыкай. Мы с Джулией рассказываем друг другу все. Абсолютно все.
Думаю, поначалу Питер опрометчиво считал, что только Стэйси, лучшая подруга, знает все подробности моей интимной жизни, но когда он в аптеке стал свидетелем моей беседы о болезненной менструации с женщиной из очереди (она посоветовала мне пить малиновый чай, действительно чудесное средство), ему пришлось смириться с суровой действительностью. Я жуткое трепло. Не успев предложить пока сохранить все в тайне, Питер уже знал, что я собираюсь рассказать о беременности маме и всем подругам.
— А если у тебя будет выкидыш? Тебе хочется потом всех обзванивать и говорить, что ты уже не беременна?
— Ты давно меня знаешь? — спросила я мужа. — Если будет выкидыш, я сяду на телефон и расскажу об этом каждой своей подруге. Нельзя получить эмоциональную поддержку, пока не впустишь людей в свою жизнь.
Он поднял руки, сдаваясь:
— Но только не Руби и Исааку, ладно?
— Конечно, нет, — сказала я, прикидывая, сколько времени пройдет, прежде чем я проговорюсь им. Руби возьмет и спросит, почему я постоянно торчу в ванной и меня тошнит.
Глава 7
На следующее утро мы с Элом встретились на стоянке у детского сада Исаака. Нам предстояла почти двухчасовая поездка на север в Оджай, а я опоздала. Когда Эл подъехал, я пыталась натянуть ботинки сыну.
— Помочь? — спросил Эл, выпрыгивая из машины.
— Нет, — я стиснула зубы, заталкивая непослушную ногу в кед.
— Не та нога, Джулиет, — заметил Эл.
Я покачала головой и бросила на него сердитый взгляд:
— Знаю.
Я впихнула ногу в ботинок и застегнула на «липучку».
— Больно! — завопил сын.
— Конечно, больно, — согласился Эл. — Если не на ту ногу.
Я схватила обожаемую Исааком корзинку для завтрака с Барби, доставшуюся по наследству от сестры, и протянула руки:
— Иди ко мне, малыш!
— Джулиет, ты оба ботинка надела не на ту ногу, — опять начал Эл.
Я подняла ноги Исаака и поболтала ими:
— Только один. У него два левых ботинка.
Эл засмеялся и неодобрительно покачал головой:
— Ты позволила ребенку выйти из дома в двух левых ботинках?