Смерть Аттилы

В полночь жеребенок черной кобылки лег на землю и не стал подниматься. Такс слез с лошади и попытался поставить его на ноги, но черная кобылка протолкнулась между ними и чуть не укусила Такса. Жеребенок был почти такого же роста, как Такс. Он поднялся на длинные ножки и просунул голову под влажную ляжку матери, чтобы пососать молока.

К ним подъехал Трубач и посмотрел на жеребенка и кобылку. Потом он огляделся. Монах скорчился позади Трубача на своей гнедой кобыле.

Трубач сказал:

— Мы не можем здесь останавливаться. Мы еще недалеко уехали от реки.

Такс ответил ему:

— Вы можете отправляться, я вас догоню утром.

Он подумал, что если ему удастся отстать от них, он сможет поохотиться за германцами.

— Нет, — ответил Трубач. Казалось, он прочитал мысли Такса. — Мы можем оставить здесь лошадей. Кобылка справится сама, а жеребенка пора отлучать от молока матери.

— Она — моя лучшая кобылка, — спорил Такс — Разреши мне остаться с ней. Я вас догоню, когда отдохнет жеребенок.

— Нет, — настаивал Трубач.

Такс был в ярости. Казалось, что его заковывают в кандалы. Он хотел покинуть Трубача и монаха. Без него они будут беспомощными и даже не смогут разговаривать друг с другом. Потом он представил себя одного на этой огромной бескрайней равнине.

— Она уже старая кобыла, и этот жеребенок не такой уж хороший. Поехали!

Такс одним махом взлетел на черную лошадку.

Они ехали к югу. Жеребенок гнедой кобылки был постарше и не отставал от них. В лунном свете все лошади казались одного цвета — черными. Трубач взял свою дудочку и просвистел несколько нот, пытаясь найти свою мелодию.

Над головой луна передвигалась за ними по небу. Ветер перестал дуть, и на небе не было облаков. От горизонта до горизонта кругом расстилалась только степь, и взгляду не за что было зацепиться. Раза два Трубач и монах начинали разговор, задавая друг другу непонятные вопросы. Такс переводил им, почти не прислушиваясь. У него болели все мышцы и затекли конечности. Когда они долго молчали, он даже задремал.

Взошла луна, и немного посветлело. Над головами, пронзительно крича, пролетела стайка птиц. На горизонте появились белые полоски. Воздух становился теплее. Такс натянул поводья и посмотрел на небо.

Шаман и монах тоже остановились. Монах задремал на гнедой кобылке. Его сутана вся перевернулась и висела на нем, как наполовину снятая кожа. Трубач спешился и прошелся, чтобы размять ноги. Он шагал, как журавль. Такс смотрел на него и не мог отыскать в своем сердце обычную любовь к этому человеку. Он перевел взгляд на горизонт — вставало солнце.

На фоне белизны неба внезапно проглянул зеленый цвет, и за этой зеленью небо было таким ярким, что на него невозможно было смотреть. Такс приложил руку к глазам, защищаясь от раздражающего блеска. Начал дуть западный ветерок. Он шелестел травой и быстро побежал навстречу встающему солнцу. Яркое и прекрасное, оно быстро поднималось в небе. Вокруг них просыпалась степь, кишащая маленькими животными и птицами.

— Мы можем остановиться, если хочешь, — сказал Трубач. — Найди нам место для лагеря.

Такс облизал губы. Восход солнца радовал его. Он оглядел степь, чтобы увидеть лощинку или впадинку, — там обязательно должен быть ручей. Он посмотрел на монаха, сидящего на кобыле. Жеребенок отправился пощипать травку. Кобыла тоже дремала, и у нее отвисла нижняя губа.

— Почему бы нам не подождать здесь, пока он не проснется, — сказал Такс.

— Хорошо.

Трубач опустился на землю и заиграл на дудочке. Такс спешился и начал искать ветки, чтобы поджарить на них зерно для еды.

Днем их догнала черная кобылка. Она шла по их следу и привела с собой жеребенка. Такс был так рад ее видеть, что дал ей целую жменю поджаренного зерна. Трубач решил, что они могут оставаться здесь до темноты. Монах закутался в одежду и спал на земле. Такс обратил внимание, что ему нравилось, когда у него за спиной было что-то твердое, и он подпер его седлами и сумами. Такса поражало, что монах крепко спал, когда шаман играл на дудочке, вокруг двигались лошади, и ветерок пробегал по траве.

Днем Такс заснул. Он просыпался время от времени, чтобы оглядеться вокруг. Когда солнце начало садиться, он проснулся и проверил воду в бурдюках. Хотя вода была солоноватой и отдавала землей, ее было достаточно для двух дней пути. Такс был уверен, что к тому времени они встретят ручей. Он нагрузил вещи на каштанового мерина, оседлал свою черную лошадку и пошел будить монаха.

Трубач сидел на земле и задумчиво жевал травинки. Пока Такс седлал коней, монах и Трубач сидели рядышком и пытались объясняться с помощью жестов. Но у них ничего не выходило. Наконец Трубач обратился к Таксу:

— Спроси его, почему он считает, что у всех людей один и тот же Прародитель, когда на свете существует столько разных людей и племен?

Такс привел лошадей, потом перевел и добавил:

— Нам нужно отправляться. Мне кажется, что завтра мы увидим горы.

Монах и Трубач поднялись и пошли к своим коням. Такс подставил руку, чтобы монаху было легче взобраться на коня. Монах разобрал поводья.