СМЕРШ. Без легенд и мифов

Первый успех под Москвой зимой 1941–1942 г г. вскружил головы некоторым военачальникам и породил уверенность в том, что гитлеровцев можно чесать и в хвост и в гриву. Казалось бы, опытнейший, прошедший «Крым и Рым» маршал Тимошенко, обжегшись летом сорок первого в Белоруссии, должен был сто раз все взвесить, прежде чем убеждать руководство Ставки в возможностях соединений Юго-Западного направления нанести поражение гитлеровцам под Харьковом. Но, видимо, лавры Г. Жукова, под командованием которого Красная армия разгромила вермахт под Москвой, не давали Тимошенко покоя. Ему вторил член Военного совета Н. Хрущев, позже признавшийся: бес попутал. Он был не первым и не последним советским вождем, отринувшим Бога и при неудачах все спихивавшим на черта.

Начальник Отдела военной контрразведки Юго-Западного фронта комиссар госбезопасности 3-го ранга Н. Селивановский не согласился с оценками Тимошенко и Хрущева о возможностях войск Юго-Западного направления успешно осуществить наступление. И для того у него имелись веские основания. Данные зафронтовой агентуры, материалы допросов немецких военнопленных, а также аналитические выкладки начальника оперативного отдела штаба фронта полковника Рухле, который, не найдя понимания у своих непосредственных начальников, поделился ими с контрразведчиком — майором Белоусовым, а тот сообщил Селивановскому. Эти данные им говорили: Тимошенко и Хрущев жестоко ошибаются в расчетах. Опытнейший контрразведчик Селивановский высказал им свои опасения, но они посчитали его аргументы несостоятельными, Рухле обозвали паникером и через Сталина продавили в Ставке Верховного главнокомандования свой план операции.

Селивановский не остановился и изложил свою позицию в докладной, направленной Абакумову. В ней он писал:

«Планируемая операция преждевременна. Наступление из Барвенковского выступа опасно. Оттуда вообще следовало бы вывести 57-ю армию. Вокруг выступа немцы за зиму создали глубоко эшелонированную оборону и подтянули к его основанию значительное количество войск, которые в любую минуту могут нанести удар в тыл ударной группировки, парировать такой удар мы не сможем — нет достаточно сильных резервов.

Ошибочно вводить в Барвенковский выступ конные и танковые корпуса, немецко-фашистское командование только того и ждет. Оно с умыслом не усиливает своего левого фланга в районе Славянска. Оно умышленно провоцирует нас на наступление. Как только в Барвенковском мешке окажутся наши ударные группировки, немецкая танковая армия, расположенная южнее, нанесет удар в северном направлении на Изюм. Вывод: подготовленное сражение мы проиграем и этим развяжем руки противнику для крупного наступления на Сталинград и Кавказ».

Абакумов, получив ее, не решился поставить в известность Сталина, а позвонил по ВЧ-связи Хрущеву и высказал озабоченность возможными негативными результатами предстоящей операции. Член Политбюро ЦК ВКП(б), смотревший свысока со своего политического олимпа на какого-то особиста, четыре года назад ходившего в капитанах, с ходу отмел аргументы Абакумова и обвинил Селивановского в том, что тот раздувает из мухи слона. В действительности муху раздул он с Тимошенко, убедив Сталина и Ставку в том, что превосходство частей Юго-Западного направления над противником обеспечит успех наступления.

Голос контрразведчиков не был услышан. Тимошенко с Хрущевым, утвердившись в своем самомнении, сосредоточили в Барвенковском выступе все наличные резервы.

12 мая ударная группировка Юго-Западного направления начала наступление. К 16 мая на отдельных участках гитлеровцы отступили на 25–50 километров. Об этих успехах Тимошенко и Хрущев бодро рапортовали в Москву и предлагали подключить к наступлению части Брянского фронта.

Казалось бы, Селивановский и Рухле с их страхами посрамлены. И тут начал сбываться наихудший прогноз Селивановского: авиация противника, завоевав господство в воздухе, лишила части 6-й и 9-й армий возможности совершать маневры. Тимошенко с Хрущевым забили тревогу и бросили в бой последние резервы, не предполагая, что все самое худшее впереди.