Минута за минутой невыносимо долго тянулись. Истек контрольный срок выхода на встречу, а Гальфе пока себя никак не проявил. Виктор бросил тревожный взгляд на часы, затем на Окунева, тот дал знак ждать, и тут за штабелем шпал мелькнула знакомая фигура. Сердце радостно встрепенулось, и Виктор направился к киоску. Навстречу, со стороны входной стрелки, устало брел ладный старший лейтенант-летчик с вещмешком за спиной. Это был Гальфе! Форма советского офицера и измененная прическа не могли ввести в заблуждение Виктора. Он узнал по характерной, подпрыгивающей походке и гордо поднятой голове курьера «Цеппелина». Виктор отыскал взглядом Окунева, и тот по его глазам все понял. Операция по захвату вступила в решающую фазу.
Гальфе поднялся на платформу. Держался он на удивление уверенно, так, будто встреча происходила не в тылу врага, а где-нибудь в Потсдаме. Но первое впечатление оказалось обманчиво. Они сблизились, и Виктор увидел над его верхней губой бисеринки пота. Опытный, не раз находившийся на грани провала курьер «Цеппелина» ясно представлял, что эта первая явка с агентом на вражеской территории могла стать и последней. Его вопрошающий взгляд искал ответ на лице Виктора. А тот опасался выдать себя и прятал глаза. Всего несколько шагов отделяли Гальфе от ареста. Он, похоже, ничего не подозревал. В его походке возникла уверенность, спина распрямилась, и на лице появилась вымученная улыбка. Они сошлись у киоска. Виктор пожал протянутую руку и почувствовал в ней слабую дрожь. Гальфе с облегчением выдохнул и с хрипотцой в голосе произнес пароль. Виктор назвал отзыв и предложил пройти к машине. Гальфе перебросил с плеча на плечо вещмешок — в нем находились радиостанция типа «Осло», чистые бланки советских документов, 5000 долларов и 500 тысяч рублей, предназначенные для вербовки Леонова — и последовал за Виктором.
Они вышли на привокзальную площадь и остановились у черной эмки с зашторенными окнами. Виктор распахнул перед Гальфе заднюю дверцу. Тот наклонился и в следующее мгновение в воздухе мелькнули испачканные в глине подошвы сапог гитлеровского курьера. Дверца за ним захлопнулась, и машина сорвалась с места. Оказавшись в ловушке, Гальфе попытался оказать сопротивление, но мощный удар в солнечное сплетение согнул его пополам и заставил затихнуть. До самой Москвы и потом, оказавшись в камере внутренней тюрьмы на Лубянке, он за все это время не проронил ни слова.
30 марта 1944 г. массивная металлическая дверь навсегда захлопнулась за спиной гитлеровского курьера. Серые, безликие тюремные стены, забранное ржавой паутиной решетки крохотное оконце под потолком отрезали Гальфе от той прежней жизни, в которой он решал чужие судьбы. Теперь решалась его собственная. Особая тюремная тишина холодного каменного мешка, словно кислота, разъедала волю и невидимым свинцовым прессом плющила мысли и чувства. Как загнанный зверь, он метался по камере и готов был в клочья разорвать Бутырина, окажись тот рядом.
Время шло. О нем, казалось, забыли. Прозвучала команда «отбой». Прошел час, когда команда надзирателя подняла его на ноги. Он подчинился и, заложив руки за спину, двинулся по бесконечно длинному, казалось, не имеющему конца коридору. С каменным выражением на лице курьер «Цеппелина» вошел в кабинет Абакумова. Кроме его хозяина, там находились Барышников с Утехиным. Они долго и внимательно, словно примеряясь, разглядывали Гальфе. А тот ненавидящим взглядом постреливал на них исподлобья. Эта молчаливая перестрелка глазами продолжалась несколько секунд. Она сказала многое контрразведчикам. Перед ними находился не просто матерый шпион, а, судя по поведению, упрямый фанатик.
Первые минуты допроса подтвердили их предположения. Им буквально клещами приходилось вырывать из Гальфе каждое слово, даже «разогрев» его на второстепенных вопросах мало что дал. Он отделывался односложными ответами, но под напором Абакумова в конце концов «поплыл» и стал проговариваться. Хитроумно поставленные вопросы запутали гитлеровца. Гальфе не заметил, как из него «вытащили» главное — руководство агентурной группой «Иосифа», чего больше всего опасались контрразведчики, не переходило к нему, а по-прежнему оставалось за «Поповым» — Виктором Бутыриным. Это важное обстоятельство в случае ухода Гальфе в «глухой отказ» оставляло им поле для маневра.
Допрос продолжался пятый час — стрелки больших напольных часов показывали третий час ночи — и Абакумов прекратил его. Гальфе отправили в камеру. Контрразведчики остались одни и подвели первые итоги этого этапа операции. Пока все складывалось в их пользу. Несмотря на то что курьер «Цеппелина» отказался от сотрудничества, инициатива в операции оставалась за Смершем. Теперь надо было убедить Берлин в том, что Гальфе вышел на связь и активно включился в подготовку к вербовке Леонова.
31 марта «Волков»-Дуайт под диктовку Окунева отправил из Малаховки в «Цеппелин» очередную радиограмму: