За спиной Абакумова и его подчиненных к середине 1943 г. уже имелось несколько успешно проведенных радиоигр. Но все они проходили на тактическом уровне. Этой же предстояло стать первой стратегической, и ее цену должен был определять сам Верховный. И несмотря на то что Сталин в последнее время благоволил к нему, порой прощал ошибки, как это случилось в сорок втором году с изменником генералом Власовым, второй раз рассчитывать на его снисхождение не приходилось. Эти мысли болезненной гримасой отразились на лице Абакумова. Отчет Бутырина содержал больше вопросов, чем ответов. Еще большее беспокойство у него вызывали планы «Цеппелина», связанные с проведением теракта против Кагановича. Такая игра становилась опасной и лично для него. Даже малейшей промашки Сталин ему бы не простил. Поэтому на первый план выходила проверка не только Дуайта, но и «Северова». План ее проведения, предложенный Утехиным и заключавшийся в подводе к Дуайту перевербованного гитлеровского агента, Абакумов после доработки отдельных деталей утвердил.
Возвратившись к себе, Утехин и Окунев сели за разработку плана проверки Бутырина и Дуайта. Захваченные остроумной идеей Абакумова они не замечали времени и ломали головы над тем, как осуществить подвод к ним бывшего агента псковской разведывательной школы Герасимова, подготовкой которого занимался Дуайт.
Виктор с Николаем об этом даже не подозревали и спали безмятежным сном. Они были среди своих. Утро следующего дня для них началось не с рыка инструкторов и грохота сапог по булыжному плацу, а с задорного трезвона будильника и аппетитных запахов, доносившихся с кухни. Они с трудом смогли оторвать головы от подушек, но не в силах бороться со сладким искушением сна, снова зарылись в постели. Разбудил их Сафронов.
После завтрака он рассадил Виктора и Николая по разным комнатам, дал листы с кучей вопросов. Ответы заняли у них полдня. После обеда Сафронов уехал на Лубянку, а они отправились прогуляться по Москве и до позднего вечера бродили по городу. На следующий день все повторилось и так продолжалось почти всю неделю.
25 июня, как обычно в девять, появился Сафронов с неизменным портфелем. На этот раз он не стал утомлять Виктора и Николая вопросами, бегло просмотрев отчеты, забрал с собой и отправился на Лубянку. Там они тоже не задержались и, несмотря на то что за окном начали сгущаться тучи, решили прогуляться по городу. Прихватив зонты, спустились вниз, прошли к остановке и едва успели запрыгнуть на подножку подоспевшего трамвая, как хлынул проливной дождь.
Казалось, что само небо обрушилось на землю. От чудовищных раскатов грома закладывало уши, а яркие вспышки молнии слепили глаза. Асфальт пучился, кипел, словно свинец во время плавки. Через мгновение улицы превратились в бурлящие потоки. Стена воды встала перед трамваем, и он пополз, как черепаха. Ливень продолжался недолго. Над Ленинскими горами еще продолжало погромыхивать, а в центре Москвы уже посветлело. Прошло несколько минут, и о былом ненастье, как это бывает в июне, напоминали лишь стайки легких облаков у края горизонта и лужи на асфальте. Небо, умытое коротким грозовым дождем, снова ожило и после изнурительной жары завораживало нежными красками. В воздухе появилась та удивительная свежесть, которая бывает только в это время года.
Трамвай остановился у площади Пушкина. Николай с Виктором выбрались из душного вагона и тут же окунулись в жизнерадостную толпу. Веселыми ручейками она растекалась по скверу и закручивалась в водовороты у летних палаток. Аппетитный запах сдобы привел Виктора в очередь за чебуреками. Николай задержался у памятника Пушкину и, задрав голову, что-то с любопытством разглядывал в великом поэте.
Из задумчивости его вывел удивленный возглас. Он обернулся и вздрогнул. Из-под низко надвинутого на лоб козырька кепки на него смотрел не кто иной, как агент псковской разведшколы Валерий Герасимов. В том, что это он, не было никаких сомнений. Характерный акающий московский акцент, квадратный подбородок и здоровенный кадык на шее еще были свежи в памяти Николая. Четыре месяца назад его и еще двух агентов он готовил для заброски на длительное оседание в Иваново.
Николай смотрел на бывшего курсанта, а в его душе царило смятение. Еще недавно он делал все ради того, чтобы такие, как Герасимов, без тени сомнений убивали, взрывали и шпионили здесь, в Москве, Иваново, Ярославле и где только можно, чтоб только навредить большевикам. И сейчас, когда они снова сошлись лицом к лицу, он находился в растерянности. А Герасимов продолжал засыпать его вопросами. Появление Виктора со стопкой чебуреков в одной руке и двумя кружками пива — в другой прервало разговор с Герасимовым. Буркнув что-то невнятно на прощание, он растворился в толпе.
Для контрразведчиков Смерш, наблюдавших за этой встречей, наступил момент истины: как себя поведет Дуайт? Его поведение и действия сняли у них все вопросы. Он тут же рассказал Виктору о встрече с Герасимовым, и уже вместе они попытались организовать за ним слежку.