СМЕРШ

— Европа, товарищ Черноусов, не так уж плоха. Мы ее прочистим, как следует, так сказать, выкорчуем из нее буржуазную психологию, — тогда она станет совсем хорошей.

— Я тоже смотрю на Европу, — вмешался в разговор Шапиро. — Чем больше мы уничтожим всяких панов, панишек и их прихвостней, тем лучше для нас.

Вошел сержант Сашка и доложил, что по приказанию подполковника Душника я должен отправиться с ним в лагерь по репатриации советских граждан.

Мне не хотелось уходить. Я рассчитывал узнать много интересных сведений от пьяных смершевцев. Водка развязывала им языки, и они более открыто высказывали свои взгляды. Но — приказ приказом, особенно подполковника Душника. Попробуй ослушаться — сам не рад будешь.

Лагерь находился в десяти минутах ходьбы от Управления. Сашка провел меня к маленькому расторопному капитану.

— Садитесь, товарищ переводчик, — обратился ко мне капитан, показывая на свободный стул. — Мне нужен срочно перевод нескольких документов.

Я осмотрел хмурого белобрысого парня, сидевшего перед письменным столом. «Очередная жертва красного террора» — подумал я и принялся за перевод.

Белобрысого парня, как я узнал из документов, звали Андреем П.

— Как же так, — звучал строгий голос капитана, — ты, сукин сын, мать твою растак… не отступил вместе с Красной армией, а остался? Ведь ты подлежал мобилизации?..

Андрей П. молчал. Его хмурое взволнованное лицо говорило о глубокой душевной борьбе и на все готовом отчаянии. Он переводил напряженный взгляд с одного окна на другое.

Капитан, как будто, заметил что-то и немного понизил голос.

— Чего же ты молчишь? Ну?

Андрей нервно дернул головой и крепко сжал зубы. Видимо, он не слушал капитана, а что-то думал, волнуясь и решая… Вероятнее всего, он обдумывал план действий, — наброситься ли на капитана, потом на меня, а там… за окно. Или оставить нас в покое и сразу в окно. Ночь темная, не выдаст.

— Говори, сволочь, иначе я буду выбивать из тебя ответы нагайкой…

Андрей, словно очнувшись, вскочил… потом медленно сел обратно.

Капитан приоткрыл ящик письменного стола и взял наган.

— Пристрелить хочешь? — заговорил вдруг Андрей, медленно поднимаясь. — Сволочь, кровопийца… Чего же ты медлишь? Стреляй!

Он нервно дернул рукой пиджак, пуговицы отлетели. Вторым рывком он порвал рубашку и обнажил грудь…

— Стреляй! Сволочь!

Столько презрения, ненависти, а вместе с тем и отчаяния было в его словах, что капитан невольно опустил руку с наганом.

Наступило мучительное молчание.

Капитан, ошеломленный выходкой допрашиваемого, растерялся. Однако замешательство его длилось недолго.

— Так?.. Дежурный!

На крик капитана вбежал младший сержант.

— Есть, товарищ капитан!

Андрей бросил презрительный взгляд в сторону дежурного:

— Еще одного подлеца позвал!

Младший сержант замахнулся. Андрей вовремя схватил его за руку.

— Не тронь!..

Сержант вырвал руку… завязалась страшная борьба между младшим сержантом и Андреем.

— Убийцы! Душегубы! Кровопийцы…

— Караул!

Через несколько секунд в комнату вбежали еще два солдата.

Андрей погубил себя своей нерешительностью. Если бы он действовал быстрее, он мог бы убежать.

Но теперь сила взяла верх. Его скрутили и потащили куда-то.

Капитан нервно шагал по комнате.

— Я тебя проучу! Постой! Ты у меня… Сукин сын! Изменник!

Мне было не до писем.

Здесь только что подписал себе смертный приговор смелый русский человек, не побоявшийся назвать чекиста сволочью. Если его не расстреляют, то дадут 20 лет принудительных работ, которые равносильны двадцати смертям…

А ведь по сообщениям московской радиостанции, этот русский человек, переживший немецкую каторгу, достоин глубочайшего уважения и сострадания. Но это только по радиосообщениям… На самом же деле, раньше немцы плевали ему в душу, как «остарбайтеру», теперь же «свои» судят, как изменника. А «свои» куда страшнее. Нет, хоть убей, не могу больше. Нет сил у меня. Если бы мне не… Что говорить! Нет, надо сохранить твердость и непреклонность и довести дело до конца.

Где только ни гибнут русские люди!

Они умирали на фронтах за ненавистный им коммунизм, они умирали в немецких лагерях, в немецких тюрьмах. Они умирают в далекой Сибири, в застенках НКВД, СМЕРША…

Но никогда и никому не преодолеть силу русского народа. Он пережил татарское иго, пережил Смутное время, переживет он и коммунизм…

10 июня

Вчера майор Гречин разговорился о Закарпатье. Оказывается, наши карпатские коммунисты совсем не действовали хаотично, как мне казалось. Иван Иванович Туряница получал указания непосредственно от генерал-лейтенанта Ковальчука и от членов военсовета Мехлиса. Я был очень наивен в своих рассуждениях о нашей закарпатской компартии. Указания она получала из Москвы точно так, как и компартии всех стран.

Мне часто доводилось слышать неважные отзывы о маршале Жукове. Майор Гречин рассказывал, якобы маршал Жуков на одном из банкетов сказал: «Кто спас Россию? Я!»

— Это он слишком зазнался, — добавил майор.