Капитан Миллер рассказывал во время обеда о своих похождениях. Он был сброшен с группой смершевцев, специально засланных Главным Управлением под командой полковника Белова, в глубокий немецкий тыл в Словакии. Отряд Белова не смел вступать в бой с немцами. Его задача была иного характера: связаться с центрами шпионажа дальнего расстояния в Братиславе и Праге.
Капитан «Саша» (не пожелавший сообщить мне своей фамилии) перебил Миллера и принялся рассказывать о том, как он ездил в Министерство внутренних дел Словакии.
— Представьте, в Братиславе полно немцев. В здание министерства не пускают словацкие полицейские. При мне был секретный пакет.
«Саша» говорил долго. Я слушал внимательно и приходил в ужас. Работники тисовских министерств — советские шпионы, в здании Министерства внутренних дел — явки…
В шесть часов вечера капитан Шибайлов начнет принимать донесения агентуры. Я буду присутствовать в качестве переводчика.
Через четверть часа иду с капитаном Шапиро на какую-то явку.
Завтра еду с капитаном Сикаленко ловить «красивую Елену». Это венгерская шпионка, по сведениям, скрывающаяся в одном из сел южнее Кошице.
Сикаленко не поймал «красивой Елены». На обратном пути он ругал начальство за неточные сведения.
— Жаль, не удалось поймать. Слушай, как характеризуют ее… — Сикаленко вынул из сумки лист бумаги и начал читать: — «Женщина исключительной красоты. Школу Абвера кончила в Прящеве. Проникла в штаб партизанского соединения…» — Сикаленко пропустил несколько строчек. — Это все ерунда… «Многочисленные знакомства…» Вот, тут интересно… «Графского происхождения».
Сикаленко посмотрел на меня и подмигнул глазом.
— Понимаешь, графского происхождения…
Я простудился в дороге и весь дрожал от озноба. «Красивая Елена» меня не интересовала.
Теперь лежу в постели. Смершевцы ругаются, я им нужен до зареза.
Лучше быть больным, чем бегать весь день по городу, а ночью допрашивать арестованных.
Вечером придет ко мне капитан Шибайлов. У него есть какие-то срочные документы, которые надо, во что бы то ни стало, перевести на русский язык еще сегодня.
Капитан Шибайлов допрашивал «героя Венгрии». Это чиновник кошицкой почты, побывавший в 1942 году на восточном фронте и получивший за смелость в боях золотую медаль.
В одной венгерской газете, издаваемой в Кошицах, какой-то патриотически настроенный редактор поместил коротенькую статейку под заглавием «Малые люди — великие герои». В ней говорилось о неслыханной смелости простого чиновника кошицкой почты.
Агентура донесла Шибайлову и об этом чиновнике, и о газетной статейке, которую чиновник носит при себе в бумажнике.
Шибайлов вчера вечером арестовал «героя». До четырех часов утра длился предварительный допрос. Я присутствовал в качестве переводчика.
В 8 часов утра Шибайлов возобновил допрос.
Упрямый венгерец отрицал все, что было написано в газете.
В десять часов утра на «героя» пришел посмотреть генерал Ковальчук. Шибайлов четко доложил генералу о состоянии допроса. Я смотрел на начальника Управления контрразведки СМЕРШ Четвертого Украинского фронта с большим любопытством.
Смершевцы рассказывают чудеса про его ум и влиятельность в высших чекистских кругах. И вот этот знаменитый Ковальчук, ликвидировавший восстание атамана Семенова в Сибири в годы гражданской войны, уничтожавший контрреволюцию в России при Дзержинском, Ежове и Берии, ни разу не бывший на подозрении у Сталина, на совести которого лежит убийство многих тысяч русских и других национальностей людей, — стоял рядом со мной. Он пристально смотрел на «героя Венгрии».
Ковальчук — среднего роста, стройный, со смеющимися, но проницательными глазами, — чекистский генерал.
— Спросите его, — обратился он ко мне семейным тоном, — много ли в Венгрии героев.
— Не знаю, — сердито ответил допрашиваемый.
В глазах у генерала сверкнул холодный огонек. Меня охватила жуть. Вот его настоящая душа — холодная, решительная, беспощадная.
— Не возитесь с ним долго, товарищ капитан, — овладев собою, фамильярно заговорил генерал. — Он молодой, крепкий, 20 лет сибирских лагерей сломят его упрямство.
— Я слышал, что вы болеете, — обратился он затем ко мне. — Сходите в баню и крепко попарьтесь. Лучшее антигриппозное средство.
Глаза генерала смеялись. Должно быть, он уже успел забыть, что только что осудил человека на двадцать лет Сибири. Двадцать лет голодной и холодной жизни на каторжных работах в тайге!
Во имя чего может быть Ковальчук таким жестоким? Во имя идей, глубоко ошибочных по своей сути.
Ковальчук — идейный коммунист. Он не любит роскоши, не пьет, не курит, не связывается с женщинами, работает много, никогда не ложится спать раньше четырех часов утра.
В свое время инквизиторы были уверены, что, сжигая людей во имя Христа на кострах, оказывают Богу неоценимые услуги.
Человечество осудило инквизицию, как ложно понимаемое учение Христа. Христианские идеи должны быть распространяемы среди людей проповедью, а не насилием и страхом.