Сцена вторая (заключительная)
Южная ночь. Пустыня. Мы сидим в окопах. Почему-то у меня в руках винтовка Мосина… Где-то впереди, примерно в ста пятидесяти километрах от нас, находится эпицентр. Ближе подходить бессмысленно – там ничего не работает. Гранаты не взрываются, автоматы не стреляют, да и вообще всякое желание воевать отпадает за ненадобностью. Передний край. Мы на Вавилонщине окопались.
Наши башковитые учёные вычислили, что именно этой ночью произойдёт, должен произойти прорыв с той стороны. Было уже несколько «всплесков», и вот теперь оно должно заявить о себе.
Все прекрасно понимают, что наше оружие тут бессильно – это скорее для самоуспокоения, ведь по другому-то мы не умеем. Нам просто нечем аргументировать.
Курить нам запрещают. Типа на просматриваемой территории мы будем как на ладони, если они заметят огоньки… Но, позвольте, – кто это – они? По нам что – кто-то будет стрелять? Чушь! Тому, кто находится в эпицентре вообще нет никакого до нас дела! Оно занимается своими делами. И сдаётся мне, не связанными ни с миром, не с войной.
Земля завибрировала. Послышался знакомый гул. Мы все встали и приготовились неизвестно к чему. Столб света выбился из-под земли и ударил в небо. Огромный! И если мы находимся за сто с лишним километров от него, то он по истине – чудовищно монументален! Никаких звуков. Просто свет, структурированный свет бьёт в небо. По небу расходятся круги. Странно: от этого света не стало светлей вокруг. В пустыне, как было темно, так и осталось… Концентрированный свет, зацикленный сам на себя, не делящийся фотонами с окружающим миром… Мы стояли как заворожённые. Я плюнул на все запреты и закурил. Чего там? Остальные последовали моему примеру: закурили, открыли рты и побросали оружие… Твою же мать…
Это продолжалось неизвестно сколько. Время ускорилось. Внезапно столб света убрался обратно в землю. Запахло озоном. Мы осознали, что уже светает. Тишина.
И тут раздался звонок. Да-да, именно звонок. Как в школе на перемену. Только на много громче… и в пустыне…
На горизонте появилась пыльная дымка, которая стремительно приближалась к нашим позициям. Я инстинктивно схватился за винтовку.
Громкий детский гвалт просто оглушал. Через наши окопы перепрыгивали дети, одетые в советскую школьную форму, с пионерскими галстуками и с октябрятскими значками. Дети бежали, весело смеялись, подбрасывая свои портфели на встречу поднимающемуся солнцу, совершенно не обращая на нас никакого внимания. Сплошной детский поток. Перемена и веселье! Мы же стояли как идиоты в окопах с выпученными глазами и вертели головами. Я увидел себя со стороны. С дурацкой винтовкой, в военной форме, в окопе посреди пустыни. Наверное, мои товарищи – тоже.
Наконец детский поток иссяк. Последний ученик перепрыгнул наши позиции. И эхом к удаляющейся лавине детей прозвучало всем знакомое «учат в школе, учат в школе, учат в школе…». Солнце взошло.
Конец.
2 декабря 2020 г.
Девочка и бульдозер
Случается, что воспоминания всплывают неожиданно… Я бы даже сказал – крайне неожиданно и внезапно. Ничего не было и вдруг – бац по голове, и перед глазами возникает динамичная цветная картинка многолетней давности. И ты наблюдаешь события, о которых не просто не помнишь, и даже следов от них в памяти не осталось. Следов, по которым можно бы было хоть что-то восстановить. А тут – всё сразу и целиком. С сопутствующим всему этому букетом переживаний и размышлений. Тогдашних переживаний, отчасти пропущенных через призму сегодняшнего мировосприятия. В последнее время со мной это стало случаться всё чаще и чаще. Причём всегда в нужное время. Именно тогда, когда я бьюсь над какой-то неразрешимой загадкой. И картинки из прошлого приходят, как я считаю, в качестве подсказок. Надо только суметь их правильно растолковать.
Вот и сегодня утром, собираясь на работу, я вдруг замер в полу-движении. В голове возникла картина из далёкого детства. Настолько яркая и реалистичная, что снова забыть её уже не получится. Есть такое выражение – время собирать камни. Я похоже и собираю. Всё, что когда-то было пережито и благополучно забыто (или же оставлено про запас), теперь возвращается ко мне для переосмысления.
Картина была настолько реальной, что обладай я хоть маломальским художественным талантом, непременно перенёс бы её на холст. По памяти перенёс бы, вернувшись вечером с работы. Я даже вижу: жёлтые насыщенные цвета (божественный свет), плюс ярко-зелёные – масляные краски… И из всего этого просто сквозит потусторонним светом. Холодным и надёжным. Но увы! Бог не дал таланта. А если я, наплевав на это, всё равно бы принялся рисовать, то у меня, как всегда, получился бы «Сеятель», достойный кистей великих художников Кисы Воробьянинова и Остапа Ибрагимовича Бендера.