Награждали нас в Кремле. В Георгиевском зале. Там колонны мраморные, всё сияет, и пол, и стены, и ордена у свиты Верховного. У всех форма парадная. Так и сверкает. Ну, моя серо-голубая смотрится, конечно, неплохо. Но Всеволод Львович в своей чёрной дружинной вообще, бесподобно! Награждали сперва наших, потом — итальянцев, а потом уже и до своих дошло. Сам Александр Николаевич, Воевода Партии, Ветеран русского нацизма каждому лично ордена и медали вручал! Какая глыба! Какой матёрый человечище! И в тюрьме довелось посидеть, и покушения на него устраивали, досталось ему, конечно. Хотя ещё крепкий мужчина — мне так ладонь стиснул, я чуть не заорал от неожиданности, крепко, по мужски! Одним словом, впечатление он на меня произвёл ещё то, нужное впечатление. А как до русских дошло, то сдаётся мне, что Севу-то Кутепов и раньше знавал, какая то улыбка у него по лицу скользнула, когда он орден выдавал. Смотрю, посольские наши и итальянские, сияют. В общем, честь мы отдали, кругом, и как рубанули строевым парадным шагом, я даже испугался, что сейчас каблуки отлетят, но обошлось. Вышли из зала, тут адьютанты налетели, чего, мол изволите? А Всеволод мрачный, как туча, вообще весь изменился почти мгновенно, и чего ему Верховный на ухо шепнул? Короче, буркнул им чего-то, те моментально шинель и фуражку ему подали, усадили в машину, и уехал он домой. У него семья в Москве, оказывается. Назавтра в гости пригласил на прощание. А меня повели смотреть культовый фильм, эпохальное творение знаменитого режиссёра Эйзенштейна «28-ой год», о фашистской революции в России. Специально для меня и моих ослуживцев на немецкий язык переведённый. Особенно мне понравилось, как Корнилов с Лобного Места на Красной площади свой манифест читал: «О спасении Отечества». Здорово там снято, как вокруг измождённые голодные лица, люди оборванные, а он стоит и ветер волосы развевает на лбу: «Сограждане! Друзья мои! Верные соратники! Вы видите, до чего довела страну клика, окопавшаяся у власти. Всеобщая нищета, голод, экономический хаос! И самое страшное, расстрелы беззащитных людей, вся вина которых заключалась лишь в том, что они хотели хлеба для своих детей. Доколе же мы будем терпеть издевательства над нами и страной со стороны продавшейся международному сионизму демократической клики?!…» Тут я не выдержал просто, нет, ну хоть еврей этот Эйзенштейн, но гениально снял, просто гениально! Особенно, когда показал, как голодающих рабочих, вышедших на демонстрацию, расстреливают, и случайная пуля убивает молодую мать, и её грудной ребёнок в коляске катится к Волге, прямо под копыта казаков… Да, тогда в России жуткие дела творились… Голод был ещё хлеще, чем у нас в восемнадцатом, народу перемерло, просто страшно. Если бы не Корнилов, конец бы русским настал. Он-то смог с дуче договориться, чтобы итальянцы зерно поставили, и деньги нашёл. Правда, скандал был грандиозный, ещё бы — отказ от выплаты внешнего долга до стабилизации экономического положения, конфискация всех банков иностранного капитала, а так же всех банков принадлежащих лицам еврейской национальности… зато денег хватило, чтобы и за хлеб заплатить, и экономику в три года запустить… Вышел я после фильма под впечатлением, и повезли меня на банкет, неофициальный ужин, так сказать. Вокруг одни генералы с адмиралами, самый маленький чин — полковник, и я среди них, скромный обер-лейтенант люфтваффе. Подавали блюда из германского ресторана, привычные для меня. А штрудель вообще бесподобный был… Отвезли меня после банкета опять в гостиницу, и уснул я крепким сном, до самого утра.