Смело мы в бой пойдём…

Рука помимо моей воли лезет в карман и вытаскивает сигарету. Делаю глубокую затяжку и не чувствую даже запаха дыма. Забыл зажечь. Рядом возникает чья-то рука и услужливо щёлкает зажигалкой. Машинально благодарю и смотрю, как скорбной вереницей тянутся солдаты из под обрыва. На траве лежат накрытые простынями с кровавыми пятнами крошечные тела. Их обнимают родители. Матери бьются в истерике. Отцы плачут молча. Один лежит на земле и исступленно молотит по ней окровавленным кулаком…

— Они специально ждали именно этот эшелон.

Перевожу взгляд на говорящего — это лейтенант берсальеров Дуче. Молоденький парень, намного моложе меня, хотя и я не старик. Его губы трясутся, но он находит силы продолжить:

— Они специально ждали именно этот эшелон. Пропустили два. Один с топливом, второй с боеприпасами. Рванули третий. Триста человек раненых, пятьдесят детей, двадцать две медсестры, четверо воспитательниц, тридцать врачей. В поезде не было ни одного вооружённого солдата. Ничего вообще из оружия. На бортах и на крышах санитарные кресты. Они ждали его. Они взорвали именно его. Почему? Почему?!

Мне нечего сказать ему в ответ. Теперь я понимаю одно: против нас воюют не люди. Нельзя отнести к человеческому виду тех, кто задумал, спланировал и осуществил ЭТО… Когда я сидел в осаде вместе с Севой, я воевал с солдатами. Я бомбил солдат! Они знали, на что идут! Но я никогда не кидал бомбы на жилые районы, я никогда не гонялся с пулемётом за колоннами беженцов. Да, у солдат есть семьи, есть, наверное, дети, жёны. Они воюют за то, чтобы они жили. Но они дерутся честно! Пуля против пули, штык против штыка. Танки против танков. Это — честный бой. Здесь есть своё величие и упоение. Но убивать ДЕТЕЙ…

… Я сажусь на мотоцикл, достаю карту. Ищу путь объезда. У меня приказ. Я должен его выполнить…

Получаю положенные двигатели. Расписываюсь в накладных и требованиях. Веду колонну на свой аэродром. Новой дорогой. Подальше от места диверсии. Фон Шееле доволен, объявляет благодарность. А я не могу прийти в себя. У меня перед глазами стоят маленькие изуродованные трупы несчастных детей…

Вечером нас срочно созывают в «молельню». Зачитывают приказ о случившемся под Кордовой. Про ТОТ САМЫЙ эшелон. После приказа политрук спрашивает, не хочет ли кто высказаться по этому поводу. Неожиданно для себя я встаю и начинаю рассказывать о том, ЧТО я увидел. Своими глазами. Меня слушают в гробовой тишине. Не слышно привычного взрыкивания моторов, не слышно даже пения вездесущих птиц. Тишина. Мёртвая тишина. Все молчат. Но что-то повисает в воздухе. Что-то страшное, жуткое. Мне становится не по себе. Наконец, все молча, без команды расходятся. Через полчаса нас вновь собирают в «молельне». Вылет рано утром. Идём бомбить место подготовки диверсантов. Именно там учатся эти нелюди. Это там сидят советники и наблюдатели из Антанты. Они задумали неслыханное доселе злодейство. И осуществили его. Пора расплачиваться. Одним выстрелом уничтожим двух зайцев: накроем их крупнейшую перевалочную базу, уничтожим наёмников — интернационалистов. Тем более, что всех мирных жителей из городка республиканцы кого выселили, кого расстреляли…

… Ровно гудят моторы. Чёткие девятки «юнкерсов», «СБЮ», «Капрони», «Хейнкелей». Сегодня никому не будет пощады. Чуть выше над нами идут истребители всех трёх стран. Немного впереди и ниже — штурмовики. Курт докладывает, что до цели полёта осталось пятнадцать минут. Ещё раз бросаю взгляд на фотографии целей. Особенно выделяется собор, где находится штаб некоего команданте Лукача. Главного над наёмниками. А вот и цель! Проклятая всеми Герника! Вперёд, геноссе! Как сказал Иисус Навин: Да воздасться каждому по деяниям его!…

Первыми пошли штурмовики. Завывая моторами, они вынырнули внезапно, и на позициях зенитчиков воцарился ад. Хлестнули очереди крупнокалиберных пулемётов, высекая искры из металла орудий. С пронзительным воем устремились вниз сотни мелкокалиберных бомб. Взрывы слились в сплошной рёв, верещание осколков, вопли убиваемых людей, стоны раненых, взвизги рикошетов. Тупые удары осколков камней, которыми были обложены брустверы зениток. Сочное шпоканье, когда вырванное орудие переворачиваясь в воздухе врезается в распростёртые тела. И это было только начало. Предупредить находящихся в лагере был некому. Маскируясь горами штурмовики подошли незамеченными, а бомбардировщики ещё были не видны. Когда же ПВО города было уничтожено, подоспели и те, кому было суждено нанести удар возмездия…