Смех в темноте [Laughter In The Dark]

И он продолжал молчать. Присутствие Элизабет в доме, ее шаги, ее шепот (она почему-то теперь говорила с прислугой и с Полем шепотом, словно в доме находился тяжелый больной) были, в конце концов, столь же условны и призрачны, как его воспоминания о ней. Да, шелестящее, слабо пахнущее одеколоном воспоминание, — больше ничего. Подлинная жизнь, жестокая, увертливая, мускулистая, как анаконда, жизнь, которую следовало пресечь немедля, находилась где-то в другом месте, — где? Неизвестно. С необычной ясностью он представил себе картину: Марго и Рекс, оба гибкие, проворные, со страшными глазами навыкате и длинными податливыми членами, собирают вещи после его отъезда, Марго льнет к Рексу и ласкает его, извиваясь среди открытых сундуков, и наконец они уезжают — но куда? Ни проблеска света в сплошном мраке. Но он чувствовал, как в глубине его существа горит, словно выжженная огнем, избранная ими извилистая тропа, — чувство сродни тому, какое испытываешь, когда к твоей коже случайно прикасается пролетающее пернатое или проползающее пресмыкающееся.

Прошло три немых дня. На четвертый, рано утром, так случилось, что Альбинус остался без надзора. Поль только что уехал в полицию (надлежало кое в чем разобраться), прислуга была в своей комнате, а Элизабет, не спавшая всю ночь, еще не выходила из спальни. Альбинус, в мучительной жажде немедленного действия, пошел ходить по квартире, ощупывая мебель и косяки. Уже некоторое время звонил в кабинете телефон, и это напомнило о том, что есть возможность что-то узнать: кто-нибудь, несомненно, сможет сказать, вернулся ли художник Рекс в Берлин. Но он не помнил ни одного телефонного номера и, более того, чувствовал, что не сумеет выговорить этого имени, хоть оно и такое короткое. Звон телефона между тем становился все настойчивее. Альбинус ощупью добрался до стола, снял незримую трубку…

Смутно знакомый голос спрашивал господина Гогенварта, то есть Поля.

— Нет дома, — ответил Альбинус.

Голос замялся и вдруг бодро сказал:

— Это вы, господин Альбинус?

— Да, да, а вы кто?

— Шиффермиллер. Я только что звонил в контору к господину Гогенварту, но его еще не было. Я думал, что успею застать его дома. Как удачно, что вы тут, господин Альбинус.

— А в чем дело? — спросил Альбинус.

— Видите ли, вероятно, все в порядке, но, как-никак, я почел своим долгом… Дело в том, что сейчас заехала сюда фрейлейн Петерс за своими вещами. Я ее пустил в вашу квартиру, но я не знаю… может быть, какие-нибудь распоряжения…

— Все в порядке, — сказал Альбинус, с трудом двигая губами (они одеревенели, как от кокаина).

— Что вы говорите, господин Альбинус?

Альбинусу стоило большого труда заставить себя повторить более четко: «Все в порядке», после чего дрожащей рукой он повесил трубку.

Он пробрался обратно в свою комнату, открыл священный комод, затем ощупью вышел в переднюю, хотел было отыскать трость и шляпу, но это выходило слишком долго, и он решил обойтись без них. Поспешно поглаживая края ступеней подошвой, скользя ладонью по перилам и бешено бормоча что-то, он спустился и вот оказался на улице. Что-то холодное, колкое закапало на лоб: дождь. Он вцепился в железо палисадника, отчаянно мечтая услышать гудение таксомотора. Вот — неторопливый и влажный шелест шин. Он крикнул, но звук, не обращая на него никакого внимания, ускользнул прочь.

— Хотите, я помогу вам перейти? — предложил приятный женский голос.

— Ради Бога, автомобиль, — взмолился Альбинус.

Снова приблизился звук шин. Кто-то помог ему влезть и захлопнул дверцу. (На четвертом этаже отворили окно, но было уже слишком поздно.)

— Прямо, прямо, — тихо произнес Альбинус, а когда уже автомобиль тронулся, он постучал пальцем по стеклу и сообщил адрес.

«Буду считать повороты, — подумал Альбинус. — Первый — это, вероятно, Моцштрассе». Слева заскрежетал и звякнул трамвай. Альбинус повел рукой вокруг себя, ощупывая сиденье, переднюю стенку, пол, пораженный внезапной мыслью, что, быть может, кто-нибудь сел вместе с ним. Опять поворот — это, должно быть, Виктория-Луизе-плац. Или Прагер-плац? Сейчас будет Кайзер-аллее.

Таксомотор остановился. Неужели приехали? Не может быть. Просто перекресток. Еще по крайней мере пять минут езды до… Но дверца открылась.

— Пятьдесят шестой номер, — сказал голос шофера.

Альбинус вышел на панель. Перед ним в воздухе, радостно приближаясь, появилось полное издание того голоса, который только что звучал в телефоне. Шиффермиллер, швейцар дома, сказал:

— Так неожиданно, так приятно, господин Альбинус. Фрейлейн Петерс у вас наверху, она…

— Тише, тише, — пробормотал Альбинус. — Заплатите тут. У меня с глазами…

Он наткнулся коленом на что-то звонкое и как будто валкое — детский велосипед, может быть.

— Проведите меня в дом, — сказал он. — Дайте мне ключ от моей квартиры. Скорее же. Теперь введите меня в лифт. Нет, нет, оставайтесь внизу. Я один поднимусь. Я сам нажму кнопку.

Лифт мягко застонал, голова слегка закружилась, потом ударило под пятки войлочных туфель. Доехал.