См. статью «Любовь»

— И понял, что должен провести теперь эксперименты более основательные и беспощадные по отношению к самому себе, такие, которые вгоняют даже меня, как вспомню, в великий трепет — семь кругов ада, герр Найгель! — поскольку к тому времени он начал отдавать все свое время спариванию…

Да, господин Маркус начал скрещивать эмоции, которые до того считались абсолютно чуждыми и даже враждебными друг другу. Ведь в глубине души он называл себя с некоторой заносчивостью «агрономом эмоций». К примеру, он попытался привить тревогу к надежде или меланхолию к страстному желанию. Как видно, таким образом стремился нащупать возможность внедрить в каждое неприятное, вредное и разрушающее ощущение зерно его преодоления. Высвобождения от него. По мнению Вассермана, одним из самых примечательных было скрещивание, которое провизор осуществил, уже пребывая в зоологическом саду. Здесь он попытался сочетать удовольствие, получаемое человеком от вредительства и злокозненности, со страданием (см. статью страдание).

Вассерман:

— Он приступил к осуществлению этого своего плана с некоторой непонятной, прямо-таки лихорадочной поспешностью, как будто время подгоняло его… Как видно, целью его было смягчить жестокость и жажду злоумышления, притупить, внедрить в них микроб мудрости и скорби — кто знает, кто заглянет в сердце мастера?..

— Хым-м-фф…

— Ай, должен ты был видеть его в те дни, герр Найгель! Мы все опасались, что он, извиняюсь, лопнет от натуги, взорвется, не дай Бог, разлетится на части, как та саламандра, подобная ящерице, дух и стихия огня, которую посадили на цветастый ковер, и не выдержала она буйства множества красок… Был подобен певцу, который намеревается петь двумя голосами сразу. Но он постоянно стискивал зубы, превозмогал неудачи, набрасывался, как лев, на препятствия и, немного придя в себя, в подробностях записывал все в свой блокнот. И чего бы стоил, по твоему мнению, наш сад без такого Аарона Маркуса? Кто, кроме него, мог бы воспроизвести требуемый Сергею крик и запустить его в агрегат (см. статью крик)?

— милосердие, сострадание.

См. статью жалость.

— Рихтер.

Еврейский юноша, почти никому, за исключением мастеров искусств (см. статью деятели искусств), неизвестный. Примечателен в том плане, что явился личным вкладом в повествование оберштурмбаннфюрера Найгеля. История Рихтера стала известна Вассерману в один из последних часов той безумной ночи, в которую Найгель сам, собственными руками оборвал свою жизнь (см. статью Казик, смерть Казика). Обращает на себя внимание досадное отсутствие в ней принятой у литераторов художественной обработки. Ниже приводятся обстоятельства ее создания. Найгель, казалось бы уже перешагнувший черту самого мрачного отчаяния, вдруг объявил Вассерману, что у него есть «кое-что» для него. Результат его невольных размышлений в поезде, уносившем его в Берлин по дороге в отпуск. Еврей с естественным любопытством склоняет свое ухо к этим речам и ждет продолжения.

— Понимаешь… — говорит Найгель, — в поезде я почему-то вспомнил о нем. Новый персонаж. И как нельзя лучше подходит для твоего Отто. Просто-таки создан для его сада. Как ты считаешь?

— Хм-м… — отвечает Вассерман. — Исполним и выслушаем.

Из-за двери доносится не слишком громкий и даже не лишенный приятности свист Штауке (см. статью Штауке), в недоумении размышляющего о причине задержки долгожданных выстрелов. Терпение его подходит к концу и вот-вот лопнет, однако что-то останавливает его от того, чтобы еще раз сунуться к Найгелю. Найгель не уйдет, Найгель попался, он обязательно пустит пулю себе в лоб!