Слышишь, Кричит сова !

В трубке хрипнуло и следующих слов Иван не разобрал. Потом стало слышнее.

- ...приеду. Вероятно, через неделю.

- Куда приедете? - не понял Иван.

- К вам! В лабораторию,- заторопился далекий голос.- Очень важно...

Иван перехватил трубку другой рукой: - Через неделю в лаборатории никого не будет.

- Как? - вскрикнул на том конце провода голос.

- Отбываем в экспедицию на три месяца.

В трубке снова хрипнуло, и сквозь треск и щелчки Иван скорее угадал, чем услышал: - Вы понимаете, я вспомнил... Я знаю, что случилось со Змеем Гррынычем... И с БРВ-одиннадцатым...

В трубке затрещало, смолкло, и ясный девичий голосок сказал: Извините, разговор прерван. На линии неполадки.

Иван положил трубку, хмыкнул и в некоторой растерянности двинулся к выходу. Тщательно заперев дверь, он спустился на первый этаж, отдал ключи сонному вахтеру и едва вышел в прохладную темноту, из-за поворота вывернулся, дребезжа и рассыпая дугой искры, седьмой номер. Иван бросился к остановке, успел. И только усевшись на боковой скамейке в полупустом вагоне, он снова вспомнил о странном звонке. Недоумевать было от чего. О предстоящем эксперименте группы Антона Давыдовича знали только те, кому надо. О деталях его, об аппаратуре - еще меньше. Не то, чтобы эксперимент держался в тайне, просто афишировать было незачем, да, собственно, и нечего было афишировать - о результатах эксперимента приходилось только гадать. И тут вдруг этот звонок. Откуда "он" мог знать, что случилось со Змеем Горынычем, если в официальных документах этот самый змей значился как БРЗ-10? Откуда "он" мог знать о втором биоре - БРВ-11?

И что с ними могло случиться, если оба биоробота - и Змей и Волк спокойненько лежат в заколоченных контейнерах, и лежать будут так еще черт знает сколько времени, пока их "папа" Антон Давыдович не решит, что пора будить и на работу посылать...

В купе Иван влез, едва объявили посадку, хотя до отправления поезда был еще добрый час, да и места в билетах обозначены разборчиво. Иван уселся у окошка, одним глазом кося на дверь каждый раз, когда к купе приближались шаги. Вовсе не праздное любопытство двигало им - Ивану было совершенно все равно, кто едет по соседству, беспокоило его другое: кого бог или случай пошлет четвертым в их купе. Это было совсем не маловажно - ехать-то трое с лишком суток до первой пересадки. Мало веселья, если попутчик все три ночи будет тракторные рулады выводить. Только знай вставай, крути его с боку на бок. Храпа Иван не выносил не только из-за полной бессмысленности звука, его особенно бесило то, что храпящий словно дразнит окружающих: коснись его легонько пальцем, тут же замолчит, как будто ты на выключатель наткнулся, а через мгновение, не успеешь обрадоваться, снова музыка.

Дверь отъехала в сторону, впустив здоровенный чемодан, следом сунулась глянцевая в бисеринках пота плешь.

Иван только успел подумать: "Ну все, этот даст нам прикурить". Как бы в подтверждение, "плешь" спросила густейшим басом: - Четырнадцатое место здесь?

Иван облегченно вздохнул и вежливо ответил; - Дальше!

Дверь задвинулась. Иван подумал: "Пронесло", но тут не пожалел, поскольку вдруг представилась ему перспектива куда более безнадежная. С храпуном еще хоть кое-как бороться можно, ну, а как занесет в купе дамочку-раскапризнину? "Выйдите, я переоденусь... Отвернитесь, я лягу... Не смотрите, я встану... Ой, дует!.. Ох! Ах!" Иван даже вздрогнул, представив себе столь сияющее купейное будущее...

Пока Иван терзался в купе, Алексей беззаботно раскуривал на перроне, было с кем - провожающих набежал добрый десяток - из соседних отделов друзья-приятели.

Антон Давыдович чуть в сторонке толковал о чем-то с заведующим лабораторией бурения времени Черниковым, главным своим оппонентом и противником. Они стояли под самым окошком. Разговора, конечно, не слышно, только губы шевелятся. Но Ивану догадаться было нетрудно - разговоры Антона Давидовича с Черняковым с чего бы ни начинались, всегда сводились к одному. Иван, как наяву, услышал басовитый голос Чернякова: "Исключительно важна проблема регулирования теплового баланса Земли. От успешного ее решения зависит не только будущее человечества, но, по-видимому, и судьба жизни на нашей планете..." Насколько Иван понимал, Антон Давыдович с этим был полностью согласен. Существо же вечного спора сводилось к методу решения, вернее, даже не к самому методу, а к направлению его поиска.

Из зарешеченной дырки над окошком в купе лез какойто бодрый мотивчик. Иван, сразу как вошел, попытался было это дело прекратить, но верньер охотно вертелся и в ту и в другую сторону, нимало не мешая поездному радиозатейнику развлекать пассажиров жизнерадостными песнопениями. Иван понял, что тут поможет только кувалда.