Слышащий

Господин Мун поднялся со стула и слегка поклонился Орхидее и Кертису.

– Рад знакомству, – произнес он с дружелюбной улыбкой, хотя голос его, по мнению мальчика, звучал точно из могилы.

– Это мой сын, – поспешила сказать Орхидея и подтолкнула Кертиса так, что тот чуть не упал.

Кертис, которого привели сюда, как ягненка на заклание, замер, завороженно глядя на красные огоньки, отражавшиеся в глазах четы Мун.

«Эти двое похожи на призраков, – подумал мальчик. – Им самое место на кладбище в Сент-Луисе! Вот только есть одна неувязочка: живых туда не берут!»

Кертис впервые видел госпожу Мун так близко. В тени широкополой фиолетовой шляпы лицо ее едва угадывалось. Поговаривали, что она родилась в 1858 году. По подсчетам Кертиса ей было шестьдесят семь лет. В народе про госпожу Мун ходило множество легенд. Рассказывали, как перед самым началом Гражданской войны ее мать сбежала от хозяев-плантаторов в леса. Там, на лесных болотах, среди прокаженных, беглых рабов и каторжников, прошло детство госпожи Мун. И там же, в дельте реки Миссисипи под Новым Орлеаном, она была отмечена богами вуду. Об этой загадочной женщине в Тримее судачили без конца, и волей-неволей Кертис слышал и хорошо знал все городские легенды. Одни утверждали, будто в доме у госпожи Мун живет гадюка, которую хозяйка называет сестрой в благодарность за то, что тварь делится с ней всевозможными секретами. Другие распускали слухи о сундуке с отрезанными и засушенными детскими головами: ребятишкам строго-настрого запрещалось даже подходить к зарослям шалфея, шеффлеры и дурмана, пышно цветущих во дворе Мунов. А третьи и вовсе клялись, что видели, как вокруг их дома летали ярко-фиолетовые шары, которые ночью якобы садились на крышу и ползали там, словно пауки. Считалось, что при помощи этих загадочных сфер госпожа Мун наблюдает за происходящим вокруг.

Словом, истории были одна страшнее другой, поэтому от женщины в фиолетовой шляпе, платье и перчатках Кертис ничего хорошего не ждал. Такая иссиня-черная кожа, как у нее, встречалась только у туземцев из самых глухих уголков Африки, куда нога белого человека еще не ступала.

Если госпожа Мун своим видом нагоняла страху, то супруг ее, несмотря на всю учтивость, вселял в сердце мальчика настоящий ужас. Одна половина его лица была бледно-желтой, а другая – черной как смоль. Желтая половина, точно волна, разбивалась о темный берег и брызгами покрывала лоб, изящную переносицу и подбородок, увенчанный седой бородкой. Конечно же, вины господина Муна в том не было: таким уж он родился. Но Кертису, вынужденному смотреть ему прямо в лицо, легче от этого не становилось. Господин Мун одевался во все черное: идеально подогнанный костюм, шляпа, перчатки и галстук в черно-красный ромбик. Завершали образ наручные часы на обоих запястьях и массивный золоченый крест на груди.

– Подойдите ближе, мистер Кертис, не бойтесь, – повторила госпожа Мун.

Однако мальчик даже не шелохнулся: ноги его не слушались. Орхидее снова пришлось подтолкнуть сына, но мыски ботинок Кертиса лишь глубже увязли в священной земле площади Конго.

– Правильно я понимаю, – произнесла госпожа Мун из-под полей своей огромной шляпы, – что вы, мистер Кертис, слышите голоса, которые звучат у вас в голове? – спросила она и наклонила голову набок. – Это так?

– Отвечай! – прикрикнула Орхидея на Кертиса, который окончательно растерялся. – Не время упираться! – рассердилась она и, поскольку сын упорно хранил молчание, обратилась к госпоже Мун: – Мэм, он меня в могилу сведет! Спина так болит… я очень слаба… а тут еще и мальчик занемог…

– Миссис Мэйхью, – мягко прервала ее госпожа Мун, – миссис Дэлеон наварила целый котел супа гамбо. Будьте добры, идите и отведайте.

Она дождалась, пока Орхидея согласно кивнет, и прибавила:

– Скажите ей «биддистик» – это развеселит миссис Дэлеон, и она нальет вам миску гамбо до краев!

Затем госпожа Мун повернулась к господину Муну и женщине в красном платке и, величественно махнув рукой, скомандовала:

– Вы, двое, ступайте следом. Да поживей! С мистером Кертисом я буду говорить наедине.

Пока господин Мун возился с тростью, прислоненной к стулу, женщина в красном платке взяла Орхидею под руку.

– Кертис, ничего не скрывай, говори все как на духу, – напутствовала его мать и повернулась к госпоже Мун. Горестная гримаса исказила лицо Орхидеи: – Муж оставил меня пять лет назад. С ним произошел несчастный случай в доках. Помогите, пожалуйста, моему сыну: хватит уже с меня несчастий!

– Я все про вас знаю, – ответила госпожа Мун. – И поверьте, очень вам сочувствую. Ступайте, отведайте гамбо, и вам станет чуточку лучше: обещаю!

Орхидея хотела сказать что-то еще, но женщина в красном платке мягко потянула ее за собой. Напоследок мать с мольбой взглянула на Кертиса и позволила себя увести. Благоухая ароматами сандала и лимона, прихрамывая, ушел и господин Мун. Когда они остались наедине, госпожа Мун глубоко перевела дыхание и произнесла с явным облегчением:

– Ну, теперь можно и поговорить!