Женский крик стих, а на смену ему пришло завывание милицейской машины. По звучанию для ушей тоже не сильно хороший звук, так как завывание было по нашу душу.
Зинчуков спрыгнул с высоты второго этажа, после чего кинулся ко мне. Я за это время успел разглядеть ту, которая кричала. Пухленькая женщина в сером домашнем халате стояла на заснеженном балконе с банкой каких-то солений в руках. Она смотрела в нашу сторону, поэтому пришлось втянуть голову в плечи и повыше поднять воротник.
– Бежим! – буркнул Зинчуков. – За мной!
Да вот ещё! Я хотел бы остаться и проверить – есть ли пульс у грохнувшегося с крыши? Заодно поинтересоваться именем и фамилией, а то люди последнее время так мало проявляют чуткость…
Конечно, ничего такого я не сказал – не время сарказмом разбрызгиваться. Это потом, в спокойной обстановке можно будет вспомнить и обсудить тривиальные фразы и избитые обороты, а сейчас…
Сейчас нужно бежать. И бежать по возможности быстро.
Мы выскочили в соседний двор. К машине бежать смысла не было – если пробили квартиру, то запросто могли выяснить и машину. А уж прицепить к днищу машины головоотрывающий подарочек было делом пары минут.
Снег хрустел под ногами. Слева слышалось завывание милицейской машины. В окнах мелькали заинтригованные люди. Они может быть и не видели нашего триумфального спуска по водосточной трубе, но вот выстрелы вполне могли услышать.
Стайка ребят рубились на хоккейной площадке. Они проводили нас взглядом. Плохо. Если будут опрашивать, то сразу покажут – в какую сторону ломанулись двое мужчин. Но останавливаться и просить нас забыть времени не было.
Мы проскочили ещё пару дворов. Старались не выскакивать на большую улицу – там могли пастись возможные наблюдающие. Погони за нами не было, но это мало чего значило. Если смогли организовать нападение, пусть и бездарное, то могли забабахать и слежку.
И это самое хреновое – расслабляться в тот момент, когда думаешь, что всё позади. Сколько потерпевших кораблекрушение утонули в считанных метрах от берега? А сколько бредущих по пустыне людей отдали Богу душу в нескольких шагах от заветного оазиса? Да, когда финал борьбы уже перед глазами – ни в коем случае нельзя расслабляться!
Пройдя ещё три двора, мы выскочили-таки на главную дорогу. Остановить такси было непросто – в эти дни многие люди оставляли дома своих железных коней, предпочитая передвигаться на троллейбусах, трамваях, метро или такси. Многие из машин с шашечками просто проезжали мимо, даже не думая останавливаться.
Когда очередная машина промчалась мимо нас, я решился на отчаянный шаг. Выскочил на проезжую часть и растопырил руки в стороны, словно пытаясь поймать неторопливо едущие «Жигули». Давить меня водитель не собирался, зато не отказал себе в удовольствии проорать в опущенное стекло, когда остановился в шаге от моих ног:
– Ты совсем охренел, пьянь сопливая? Какого х*я под колеса бросаешься.
И это культурный город… Нет, я бы обложил покрепче, если бы был на месте водителя, но я не на его месте, поэтому постарался как можно громче прореветь:
– Выручай, земляк! Выручай! Папка умирает, а таблетки дома остались! Уже «Скорую» вызвали, но пока доедет…
Ничего умнее в голову не пришло. Да оно и не требовалось – умное-то… Главное, чтобы было сказано с эмоциями, а ещё так, чтобы поверили.
– Да? – мужик пару раз моргнул, растерянно посмотрел на Зинчукова, а потом сказал: – Прыгайте в машину! Куда ехать?
– Луначарского, дом сто, – коротко ответил Зинчуков. – Товарищ, любые деньги заплачу, только побыстрее!
Мужчина мотнул головой на салон. Мы тут же полезли в пропахшую сигаретным дымом «Жигули». У курильщиков машина всегда пахла запахом табака. Она словно пропитывалась изнутри этим дымом, и каждая деталь приобретала этот аромат. И что самое хреновое – этот запах очень трудно вывести. Поэтому и писали в объявлениях моего времени, что владельцы продаваемой машины были некурящими.
– Сергей Иванович, – протянул руку Зинчуков, когда сели в машину.
Он сел впереди, а я залез назад по праву младшего по возрасту.
– Павел Кириллович, – тот пожал руку в ответ, после чего перевел двинул рукоятку на первую скорость, и машина тронулась в путь.
– Что же у вас там случилось-то? – спросил водитель.
– Отец слегка перебрал в гостях, а потом с сердцем плохо стало. Он на специальных таблетках, всегда с собой, а в этот раз надел новый костюм, а таблетки по привычке положил в старый. Когда чухнулись, то он уже начал тяжело дышать, – ответил я с заднего сиденья.
– Ну, «Скорая» может помочь, – неуверенно проговорил Павел Кириллович.
– Да может, но лучше с таблетками, – ответил я. – Они точно всегда помогают.
– Эх, в наше время со здоровьем лучше не шутить. Лучше ходить побольше, бегать там, гири тягать. Вот я и своему сыну тоже говорю, чтобы он к спорту ближе был, но куда там… Его больше девчонки интересуют и гитара…
– Да это сейчас у всех них на уме такое, – Зинчуков мотнул головой на меня. – Вон, охламон, тоже за бабами бегает, как будто одно место горчицей намазано.