Служу Советскому Союзу 3

– Из магазина, вестимо! Пока ты на посвящении красовался своей личностью, я туда метнулся мухой. Постой, а ты такой личностью красовался? Какая-то она неопрятная, местами даже грязная, – Зинчуков показал пальцем на пару пятен на рубашке.

Ну да, драка не обошлась без пятен. Где-то прислонился, а может и вовсе коснулся стенки невзначай.

– Нет, это уже потом… Пришлось провести дискурс. Про реальную жизнь и прочее, – хмыкнул я в ответ.

– Хоть без повреждений?

– У меня да, а рубашка… А рубашка отстирается.

– Про оппонентов не спрашиваю, раз живой и без повреждений. Они хоть живы?

– Да, когда я уходил, то дышали. Да ну, – отмахнулся от внимательного взгляда. – Я всё сделал по уму, сперва чутка поддался, а потом быстро закончил. Всё по психологии…

– А-а-а, расслабил ребят, а потом накостылял, – хмыкнул Зинчуков. – Подленько, но со вкусом.

– А трое на одного – не подленько?

– Не, ну за это и руки стоило переломать, чтобы научить чести и достоинству. Ладно, скоро будут готовы, – кинул Зинчуков взгляд на плиту, где в кипятке варились крупные пельмени. – Это тебе в благодарность за гостеприимство сготовил.

– Замок взломали?

– Там всё легко, – отмахнулся Зинчуков. – Потом как-нибудь научу. Вот сейфы вскрывать, это трудно, а тут…

Я кивнул и пошел переодеваться. Всё-таки уличная одежда есть уличная. А общаться и разговаривать лучше в домашней обстановке. Майка и трико тоже имелись в моем гардеробе, поэтому вскоре на кухне сидели двое мужчин крайне пролетарского вида и лопали пельмени.

Обошлись без водки, так как Зинчуков только покачал головой, когда я предложил за встречу и за поступление. Остановили выбор на кефире, который тоже оказался в холодильнике. Похоже, что Зинчуков увидел бедственное положение студента и внес свою лепту в виде овощей, фруктов и галантереи.

Мне было не до готовки, так что я привык обходиться малым, но вот Артема Григорьевича такой расклад явно не устраивал.

– Мужчина должен питаться хорошо. А то вдруг война, а ты нежрамши? Поэтому, Мишка-Борька-Сенька, пока я тут, я буду в роли твоей мамы. Заменить не заменю, но полноценную еду готовить буду. Заодно и тебя кое-чему могу научить. Ведь умеющий готовить муж – это же клад для жены! – наставительно проговорил Зинчуков в паузе между пельменями.

– А как надолго вы ко мне? – спросил я.

– На неделю, потом дальше. А что, уже надоел? – хохотнул Зинчуков, отламывая хлеб.

– Да нет, товарищ майор, живи сколько нужно. Я только компанию вряд ли смогу составить. Тут только вот какая проблема – нас на картошку пошлют. Так что вряд ли буду радушным хозяином.

 Я уже успел выяснить, что в семидесятые годы в СССР  продуктом массового потребления советского человека был картофель, и его уборка была всенародным делом. Колхозам хватало сил только посадить овощи, а убирали их всем миром: студенты, солдаты, рабочие заводов и даже ученые. Если погода была дождливой, то уборка затягивалась до первого снега и превращалась в настоящую битву за урожай, и власть следила, чтоб в земле не осталось ни одного корнеплода.

      Студентам приятней было дремать на лекциях в теплых аудиториях, чем ковыряться в мерзлой земле. Но Партия решила, и Комсомол поехал, иначе – прощай институт!

Такое вот добровольно-принудительное мероприятие. Впрочем, я и в прошлой жизни помогал колхозным объединениям, так что меня картошкой не напугать. Можно потратить немного молодости на благое дело.

– Картошка – это хорошо, – кивнул Зинчуков. – А труд объединяет и сплачивает. Как раз для твоего задания…

Мы как раз доели пельмени, я убрал посуду в умывальник и поставил чайник. Что же, чай не еда, наесться не сможешь. Поэтому я и решил задать интересующие меня вопросы:

– Артем Григорьевич, я вот целое лето провел за учебниками… Может всё-таки скажешь – зачем я поступил в ЛГУ?

Зинчуков вздохнул, потом выдохнул и сказал:

– Конечно скажу, Миш… Давай всё-таки остановимся на этом имени, мне проще будет потом в случае чего не ошибиться?

– Я весь во внимании…

– Давай начну чуточку издалека. В мае шестьдесят восьмого начались бунты по Европе и США. Начали бунтовать как раз студенты. Для нашей разведки и для умных людей было понятно, что подобные бунты в экономически развивающихся странах начались вовсе не из-за невзгод или каких-то ущемлений по физической части. Бунты начались по части моральной составляющей. Студентам «неожиданно» захотелось свободы и поэтому бунты, демонстрации, забастовки прокатились по многим странам.

– Да, слышал, знаю, – кивнул я.

– Причины тут просты, эти самые студенты родились уже после войны, после невзгод и тягот, которые пережило более взрослое поколение. Поэтому молодым людям комфорт и благосостояние было привычным и обыденным. Они не знали, чего стоило всё это сделать. Не знали, зато требовали свобод и прав. И вот, этими желаниями воспользовались в своих целях одни ушлые ребята, которые начали активно мутить воду…

– Не те же, против которых мы всё это время… – я покрутил пальцем в воздухе, намекая на прошедшие дела.