Вурдалак схватился за лезвие ладонями и выдернул из себя, вывернув заодно тесак из рук Василия. Стал наступать, рубя широким клинком воздух, Венцеславич и оказался прижат к тыну. Прянул вперед страхотворный противник, целясь располосовать живот. Служилый подхватил кол, слабо стоящий в ограде, и приемом, используемым пос 'oхой [14]против конницы, направил острие на врага. Тот со всего маха и напоролся на острие, вошло оно в него на вершок. Не ошалел злыдень от боли, попытался выдернуть древо из себя. А служилый подхватил его за руки, потянул к себе со словами: «давай-ка потанцуем», нанизал поглубже, так что острие вышло у того со стороны спины. На мгновение глаза твари совсем рядом оказались — не фельдфебель ли это из Нюенсканса?
Некогда разглядывать, вожжами поскорей хлещи лошадок, да улепетывай к лесу, что подступает к южной стороне крестьянской усадьбы.
На следующий день повалил снег. Катя сидела озябшая и печальная на облучке, Василию так хотелось обнять ее, но замечал он недоверие в ее взгляде.
— Чего насупилась? Не из этих я. И вообще мне ухо пора перевязать по-новой, оторви тряпицу от подола.
— Много захотел. Отчего это ты в движение подобен им?
— А тебе это надо знать?
— Надо, — она топнула ножкой. — Хочу понять, кого я спасать заявилась? Ты — кто вообще?
— Родословная моя нужна? Не отрасла ли шерсть у моих предков, пока дяди женились на тетях, за неимением других кандидатур. Если бы… Немцы частью истребили, частью приручили и онемечили наш лужицкий род, наше вендское племя. Убивали сильных и смелых, хитрые приспособились и стали немцами, слабыми занимались вурдалаки. Эти плотоядцы появляются везде, куда приходят немецкие епископы, судьи, купцы. Нас били немцы и добивали вудалаки, пока среди нас не остались лишь те, кто мог соревноваться с ними в быстроте. Отец покинул родину, когда понял, что деваться некуда, никакая быстрота не спасет; вурдалаки приходят ночью, днем всё принадлежит немцам — власть, суд, солдатня, деньги.
Он не знал, поверила ли она ему. А снегопад сменился недолгой оттепелью, после которой все заволокло туманом. Обод тележий застрял в слякоти и Василий, встав у задника, стал его вытаскивать. Рядом поставил мушкет с заряженной полкой…
С Катиным вскриком рванулся к мушкету, но провалился в снег. Он видел, как из под мокрых еловых лап бросается черное тело, но не мог ускорить свои действия ни на йоту. Рука тянется к мушкету, взводит курок, наводит ствол, ликантроп опускается на девицу, дергаются ее ножки в вязаных чулках и коротких сафьяновых сапожках. Но иная тень метнулась с противоположной стороны и смахнула ликантропа, держащего Катю. Оба улетают куда-то за сугроб. Мгновением позже оттуда к Венцеславичу рванулся зверочеловек и получил прикладом в лоб — крепко, так что голова раскололась.
Затем перед наведенным мушкетом оказался… Вейка. Вот по кому стучали шведские барабаны на плацу накануне побега.
Не напал Вейка, но и не ушел, а молвил твердо:
— Я больше не могу бороться с этим, сделай необходимое, друже, спусти курок, не жди ничего, — и подставил грудь под пулю.
С дырой темной вместо сердца подошел Венцеславич к тому месту, где только что ликантроп терзал Катю.
Она лежала без движения и глаза ее были закрыты. Василий сронил шапку и опустил голову.
— Катя, что ж я неловкий такой, если бы поближе был…
И тут ее рука легла ему на затылок.
— Шапку надень, голова-то сто лет нечесаная… Не успела прирезать меня зверюга. Меня спас… как будто другой зверь.
— Не зверь. Твой отец спас тебя, Катюша.
5. Конец нашествия
Василий ждал неподалеку от рубежного камня с высеченной на нем короной.
Загодя почувствовал, что идут те по опушке леса — но были еще вурдалаки незримыми. Потом, с немалым усилием душевным, добился он полного смирения и совершил рывок. Будто перевернулся внутри себя, высвободив поток, который пронесся от крестца до темени и вышел наружу. Заколебался мир вокруг, потончал, тогда стали заметны мощные загривки, осевшие вниз головы, выдвинутые вперед челюсти вурдалачьего племени.
И они увидели его — вот уже скачут на всех четырех, мощно толкаясь от пеньков и перемахивая через древесные завалы. Де Бирс был в одном прав, можно и на четвереньках двигаться, если к тому приспособил проклятую геометрию.
Василий стянул грубую ткань с девятиствольной пищали.
Была она уже поставлена на коробчатый станок и заряжена. С казны каждому стволу заправлен картуз с порохом и картечью. Каждый картуз проколот иглой, подсыпан запальный порох, движением ручки закрыт клином казенник. Последний клин Венцеславич задвинул, когда неприятель был уже в пятидесяти саженях. При повороте ствола кремень будет бить по огниву и воспламенять запал.
— Зажми уши, свет-Катерина, да покрепче. Сейчас мы с этой материей разберемся.
Пятьдесят шагов, сорок, тридцать — вот теперь угощайтесь! С поворотом рычага он повел ствол веером.
Девять выстрелов картечных разнесли многих пёсеглавцев на куски. Но несколько все же добралось до него.