— Малышка моя… хорошо, что ты ещё совсем маленькая… — сказала я и почувствовала ком в горле. — Максим, заботься о ней…
— Мама, но ты же не оставишь нас? Нет? Я ведь так тебя люблю… — и он захныкал, совсем ещё по-детски.
Душащие рыдания вырвались из моей груди. Я смотрела на сына и понимала, что ему слишком рано придётся повзрослеть.
Света стояла рядом и молчала. Последнее время мы с ней не были близки, и она не знала, что говорить, чтобы это не прозвучало пафосно и глупо.
— Света… ты позаботишься о детях?
— Конечно, позабочусь. Обещаю, — сказала она, и я поверила её словам.
О том, что я уже не выкарабкаюсь, Света узнала от доктора. От слов сестры мне стало легче, боль внезапно исчезла. Я знала, что у моих детей всё будет если не хорошо, то хотя бы не как у круглых сирот.
— Маме сказали? — спросила я.
— Я звонила ей много раз, но у неё выключен телефон. Она ещё не знает…
— И к лучшему.
— Максим рассказал, как всё случилось. Мне заявить на Дилана?
— Да. Я не могу доверить ему детей.
— Ладно. Я всё сделаю, — пообещала сестра.
— Теперь идите.
Максим с Полиной вцепились в меня и не хотели уходить. Я поцеловала обоих на прощание и кивнула Свете, чтобы увела их.
Я смотрела вслед на их ссутулившиеся поникшие фигуры и проклинала ошибки своей юности, с которых всё началось.
Снова приходил доктор, хотел сделать какой-то укол, но я попросила не продлевать мне жизнь. Я с нетерпением ждала, когда, наконец, моя душа покинет тело, не хотелось растягивать скорбь близких… и я боялась прощаться с мамой. Умереть на её глазах — худшее, что я могла себе представить.
Однако сразу после доктора явился ещё один посетитель — убитый горем Дилан. Он вёл себя так, как будто всё осознал, несколько раз падал на колени, хватал меня за руку, которой я уже почти не чувствовала.
Мой взгляд застыл в одной точке, я звала смерть, чтобы не калечить больше ни свою, ни чужую жизнь.
Дилан нёс какую-то ахинею. Мне хотелось заткнуть ему рот, чтобы не слушать бессмысленные раскаяния.
— Я всё увидел, теперь я знаю… Я что-нибудь придумаю! Я всё исправлю! Ты только не умирай… — его лицо лоснилось от слёз, как будто он ими умывался.
Горло у меня онемело, и даже если бы захотела, я не смогла бы ему ответить. В тело вернулись слабость и тупая боль. Конец близился.
Мои надежды на спокойную смерть в больнице были растоптаны безумием Дилана: сначала он куда-то надолго ушёл, потом вернулся, схватил меня и вынес из палаты. Сознание покинуло меня, когда мы спускались на лифте.
Смерть нашла меня на заднем сиденье автомобиля, где-то на середине пути к Москве. Дилан гнал машину, как умел, злился, когда приходилось останавливаться на заправках, и не заметил, что я уже мертва. Он что-то говорил мне, обещал, обещал, обещал…
Он вёз меня к нашим недавним похитителям, думая, что они смогут ему помочь, и готов был отдать за мою жизнь что угодно. Дорогу он нашёл безошибочно, принёс моё тело к главному, встал на колени и начал умолять помочь.
— Я вижу, ты неправильно распорядился тем подарком, что я дал тебе, — сказал азиат голосом своего переводчика.
— Я не знаю, что на меня нашло… — рыдал Дилан.
— И ты, который не справился с одним подарком, требуешь второй?
— Умоляю, помогите… она умирает…
— Твоя женщина уже мертва.
— Нет! Она не может умереть! — упрямился обезумевший от горя Дилан. — Помогите ей! Забирайте что угодно, только, умоляю, помогите…
— Ни деньги, ни твоя никчёмная душа мне не нужны, — ответил азиат с усмешкой. Для него это была лишь занимательная игра, не больше.
Дилан завыл, упёршись лбом в бетонный пол. Растоптанный, готовый отправиться следом за мной.
— Если я помогу, — снова заговорил глава клана убийц, — душа твоей женщины вечно будет принадлежать мне, а ты будешь всего лишь дополнением к ней, её рабом.
— Я на всё согласен, только бы она жила…
— Клянись, — потребовал главный. — Отныне ты и твоя пара принадлежите мне. Навечно.
— Клянусь, — без промедления произнёс Дилан.
Азиат коротко дотронулся до моего лба, порезал свою руку и выжал из раны несколько капель крови мне в рот. Затем моё тело унесли.
Дилан поплёлся следом.
Нас подключили к аппарату для переливания крови, чтобы Дилан отдавал мне свою живую кровь. После обмена Дилана отключили от системы и оставили наблюдать.
Приходил азиат и, наконец, стало известно его странное, состоящее из одних гласных букв, имя: Иуоо.
Он приложил обе руки к моей голове и начал шептать одному ему понятные слова. Все действия заняли не больше двух минут.
Дилану происходящее казалось каким-то сатанинским обрядом, но какая разница, если это поможет вернуть меня?
Всё время, пока над моим телом проводились манипуляции, Дилан сидел молча, он чувствовал себя настолько ничтожным, что боялся открывать рот. Все, кто заходил в палату, вели себя так, как будто Дилана и вовсе не было. О том, чтобы покормить его, тоже никто не задумался.