Нина не знала в точности, в чем эта цель заключается — политика? желание занять высокий пост? — но она знала, что именно это в числе прочего побуждает его смотреть в глаза родственников жертв со словами: «Мы его поймали, и больше он никому не причинит вреда». Возможно, это выглядело вполне разумно. Нина и сама пыталась иногда поступать так же, вот только угрюмое выражение лиц ее собеседников от этого не слишком менялось. Шесть чьих-то матерей и бабушек умирают преждевременной страшной смертью, а тот, кто это сделал, посажен на всю оставшуюся жизнь в бетонную клетку. Вот только, похоже, это мало кого могло утешить.
Да, конечно, никому не хочется сидеть в тюрьме, и уж точно — в одной из тюрем Луизианы, за убийство в числе прочих двух старых негритянок. Никому не хочется просыпаться каждое утро на узкой железной койке, думая о том, не придет ли сегодня в голову одному из сокамерников, который до сих пор любит собственную мамочку, поднять всем настроение, ткнув тебе в глаз заточенной ложкой.
Однако Нина не верила в то, что большинство убийц в полной мере ощущают весь ужас заключения — просто потому, что осознают происходящее по-другому, не так, как все остальные. В любом случае, они продолжали жить. Они ели, спали, испражнялись. Они смотрели телевизор и читали комиксы. Они обучались на всевозможных курсах и подавали бесконечные апелляции, отнимавшие у всех время, а у государства — деньги, которых хватило бы, чтобы построить полшколы. Конечно, подобное являлось их правом. Чего им не приходилось — так это лежать в яме, где не слышно ни звука, кроме шороха медленно оседающей земли. Им не приходилось спать, плотно прижав руки к бокам, в деревянном ящике, чувствуя, как начинает разлагаться их собственное тело.
Так что, возможно, Монро поступал вполне разумно. Добиться своего, подняться по служебной лестнице. И каждый вечер возвращаться домой к жене, чтобы сытно поужинать перед телевизором, — кто знает, может быть, в новостях однажды покажут и его в роли спасителя мира. И это было бы весьма неплохо. Другое дело, что ФБР не имело прямых полномочий на расследование серийных убийств. Монро поступил туда, чтобы сделать карьеру. А она? Какие причины были у нее?
— Идите домой, Нина, — сказал Монро. — Поспите. Завтра утром вы будете мне нужны в рабочем состоянии.
Нина посмотрела на него, несколько удивленная его тоном, и поняла, что только что попросту отрубилась секунд на тридцать. Винс смотрел на нее с легким любопытством, Монро — без особой любви. Одному лишь Олбричу хватило вежливости отвести взгляд.
Монро встал и заговорил с Олбричем, явно давая понять Нине, что ее присутствие больше не требуется. Она подождала, пока они не подошли к полицейским в дальней части помещения, а затем повернулась к самопровозглашенному вундеркинду и тихо спросила:
— Винс, могу я вас попросить об одной услуге?
Двадцать минут спустя она вышла из здания с сумочкой, в которой что-то лежало, шагнула на тротуар, чувствуя приятное вечернее тепло, и подумала, не пытается ли она добровольно сломать собственную карьеру.
Ей нужно было с кем-нибудь поговорить, но Джон не отвечал на телефонные звонки, и если честно, то положение у него сейчас было не лучше, чем у нее. Она подумала еще об одном варианте.
Да, возможно. Но сперва нужно вернуться домой.
Она не спеша доехала до дома и уже у самых дверей решила, что все-таки стоит позвонить. Стоя возле кухонного стола, она набрала номер. Телефон звонил и звонил, но никто не отвечал.
Она оставила сообщение, чувствуя себя так, словно сама превратилась в автоответчик.
Глава
07
Задняя стена дома миссис Кэмпбелл выходила на небольшой дворик, вид которого говорил о хозяйке дома многое из того, о чем пытался умолчать фасад. Я стоял посреди кухни, терпеливо ожидая, пока она закончит звенеть посудой. Мать когда-то говорила мне, что отказаться от кофе или чая в гостях у пожилого человека — значит дать ему понять, что его общество не стоит того, чтобы терять время. Однако я ни малейшего понятия не имел о растениях, так что картина за окном нисколько меня не интересовала. Я изо всех сил сдерживался, чтобы не шагнуть к старухе и не схватить ее за горло.
— Мюриэль сама выросла в семье приемных родителей, — сказала она наконец, проводя меня в гостиную. — Она вам не говорила?
— Нет, — ответил я, быстро шагнув вперед и забрав у нее поднос. Не знаю, как полагалось поступать по протоколу, но, судя по тому, что я видел, через десять секунд поднос оказался бы на полу, а у меня не было никакого желания ждать, пока она приготовит новую порцию. — Она просто сказала, что ничем не может мне помочь, и только.
— Вполне возможно. Я знаю ее с тех пор, как она начала там работать. Поначалу ей не очень везло в жизни. Первый муж ее бросил, попутно обворовав дом и к тому же основательно поколотив. Однако со временем дела у нее наладились, она стала заниматься своей работой и многим сумела помочь. К сожалению, слишком многие из тех, кто приходит в тот департамент на Адамс-стрит, забывают, что служащие — тоже люди и у них есть своя жизнь.