Слуга Смерти

Неподвижный, холодный, чужой, неуместный — он был воплощением статуи Командора, явившейся без приглашения в теплую пустоту дома. Мне показалось, что воткни я сейчас ему в грудь лезвие, оно тотчас сломается с жалобным звоном. Кречмер поймал мой взгляд, рефлекторно скользнувший к кортику.

— Не надо, — сказал он. — Не советую.

Я развел руками, точно ни о чем таком не думал, но вышло все равно глупо. Как глупо вообще стоять перед вооруженным убийцей, прибывшим по твою душу. И вспоминать невыученную роль.

— Действительно, мы оба, пожалуй, староваты для дуэлей. Я безоружен, как видите.

— А я нет, — шорох обнаженной стали прозвучал резко и внезапно. Я уставился на потемневшее лезвие, смотрящее в пол. При всей расслабленности позы Кречмера я знал, что ему хватит одного движения кистью, чтобы эта полоса звенящего металла разделила мой череп на две аккуратные, но не обязательно симметричные половины. Обнаженное оружие ощущалось как присутствие третьего человека в этом доме, с его появлением воздух между мной и Антоном точно загустел, стал тягучим и липким.

Если люди Макса хотят взять Кречмера, пожалуй, самое время. Его внимание отвлечено, он стоит спиной к двери, и в его глазах, мерцающих все тем же непонятным мне светом, отражаюсь только я. Сделай я еще два шага навстречу, я наверняка смог бы разглядеть и черточки глаз, и морщинки, и даже шрамы на левой щеке. Но я чувствовал, что эти два шага оказались бы последними в моей жизни.

Возможно, я избрал не ту тактику.

— Однако если у меня нет оружия, это не говорит о том, что я по-настоящему безоружен, — сказал я, улыбнувшись. Но моя улыбка разбилась о взгляд Кречмера, как пуля на излете, жалобно взвизгнув, плющится о крепкую сталь кирасы. — Вы ведь не забыли, кто я?

— Не забыл. Увы, — лезвие по-прежнему смотрело в пол. Этот третий участник нашего разговора пока молчал, но я достаточно знал его характер, чтобы быть уверенным — когда он вступит в разговор, остальным придется замолчать.

— Откуда вам знать, что за порогом вас не поджидает полдюжины волков? — предположил я, немного ободренный тем, что Кречмер не действует. — Мертвых волков, конечно.

Усталость. Вот что было в этом поразившем меня блеске — усталость. Какая-то внутренняя пустота, внезапно нашедшая себе выход в обычно сером блеске внимательных глаз.

— Здесь нет волков, Курт. Уже по крайней мере лет пятьдесят.

— Зато люди есть везде, — парировал я наугад. — Не поверите, но на одном погосте ничего не стоит собрать небольшую армию.

— И мертвецов тут нет, — негромко сказал Кречмер, даже не обернувшись к двери, на что я втайне рассчитывал. — Я не тоттмейстер, конечно, но я много с вами работал, Курт, и знаю, какое у вас делается лицо всякий раз, когда вы общаетесь с покойником. Бросьте это.

— Вы наблюдательны даже для жандарма, — только и нашелся сказать я.

— А вы отвратительны даже для тоттмейстера.

Сказано это было сухо, таким тоном, которого я прежде никогда не слышал от Антона, даже когда он был предельно зол, а такое с ним иногда случалось.

— Вы отвратительны, — повторил Антон с чувством, даже нижняя губа у него немного оттопырилась. — Вы чудовище, которому ошибка природы подарила жизнь. Выродок. Мразь.

Он говорил это, не повышая тона, глядя мне в глаза, и кадык на его шее дергался то вверх, то вниз. И ненависть, сочащаяся в его голосе, не была наигранной, он и верно ненавидел меня. Этот убийца, чей разум уже не принадлежит человеку, по крайней мере — тому человеку, которого я знал под именем Антона Кречмера, человек с тремя смертями на совести, он действительно ненавидел меня за то, что я был не человеком в его понимании. Он причинял смерть, а я был частью той самой Смерти, ее компаньоном, любовником и подельником. Я всегда был ближе к смерти, чем убийца и чем жертва.

— Вы сумасшедший, — сказал я, пятясь.

— Надеюсь. Бога ради, действительно надеюсь на это… В этот раз вы не уйдете отсюда, Курт. Не в этот раз. Нет. Я стою… я не дам… — со стороны казалось, что ненависть, скопившаяся в нем, душит его изнутри, отчего обер-полицмейстер едва цедил слова через искаженный судорогой рот. — Мразь… Столько лет…

Он был сумасшедшим, и противный холод этой мысли, пробежавшей от темени по всему позвоночнику, едва не заставил меня поежится. Теперь я знал, как выглядит господин Антон Кречмер. Не тот, который несет дежурство в безупречной, вечно выглаженной и свежей форме, педантичный и сухой. Настоящий. Способный ударом палицы разбить голову женщине. Всадить скрюченными пальцами нож в чью-то грудь.