Слуга Смерти

Кречмер не ошибался, его ум работал с той же точностью, с которой шестерни серебряного хронометра отсчитывали ровные интервалы вечности. В моменты недовольства Кречмер имел особенность говорить канцеляризмами, от этого «имели удовольствие» повеяло чем-то, что ощущалось в тесной кухне еще сильнее, чем плавящийся стеарин — тут было и раздражение человека, просидевшего взаперти три часа безо всякого толку, и усталость, и некоторая проявляющаяся у всех с возрастом по-разному брюзгливость.

— У вас отличная память на лица. Это и верно сын покойной.

— Тогда его появление тут, в вашем обществе, выглядит действительно странно.

— Он сирота, господин Кречмер. До тех пор, пока его судьба не определится, я посчитал верным предоставить ему крышу за свой счет. Конечно, проявление человеколюбия со стороны тоттмейстера и в самом деле отдает странностью…

— Ценю ваш сарказм, однако же он совершенно излишен сейчас. Позвольте, я представлю историю со своей стороны, и вы убедитесь, что странность эта совершенно другого характера и свойства. Сперва вы осматриваете тело некоей женщины, погибшей от руки неизвестного. Потом вы сообщаете о том, что некто охотится за вашей собственной жизнью, уверяя меня в том, что в городе хозяйничает настоящий психопат. Теперь вы появляетесь в обществе сына покойной, да еще и вооруженные, как на битву! Ночная охота?

— Ерунда какая, — сказал я, пытаясь придать голосу некоторую легкомысленность. Но люди, умеющие разговаривать легкомысленно на любую тему, вряд ли когда-нибудь общаются с жандармами, явившимися посреди ночи и внимательно глядящими в твои глаза. — Я и в самом деле познакомился с Петером при известных вам обстоятельствах и не вижу в этом ничего особенного. Оружие же объясняется тем, что входная дверь была незаперта, а я, как человек мнительный, сразу предположил самое худшее. Тоттмейстеру позволительно быть несколько параноиком, знаете ли…

— Закончим с этим, — проговорил Кречмер тоном, про который обычно принято говорить, что он не терпит возражений. — Вы по-прежнему считаете, что за вами охотится наш убийца?

Я вспомнил слова Макса. Теперь это уже не частное дело, оно принадлежит Ордену. Не мне, не полицай-президиуму. Отныне и впредь — только Ордену. Макс сказал — молчать. Максу и Ордену не нужен шум, как не нужны жандармы, выслеживающие на улицах кого-то, кто может оказаться нашим коллегой-магильером. Это ведь будет такая неприятная и глупейшая история, если психопат-убийца окажется твоим коллегой…

— Нет, господин Кречмер, — ответил я по возможности твердо. — Могу сказать, что эта версия мной уже откинута. Меня пустили по ложному следу две смерти, в которых я усмотрел схожие черты. С моей стороны это было опрометчиво.

— Опрометчиво… — повторил он за мной тихо, точно задумавшись, но когда он поднял лицо, я увидел, что глаза его смотрят внимательно и остро. — И, выходит, ровно никакой связи между тремя мертвецами в Альтштадте нет? Тремя мертвецами с проломленными головами, а?

— Полагаю, нет.

— И такое совпадение уже не кажется вам подозрительным? Вы меня удивляете, Корф. Стоит появиться второму похожему случаю, как вы врываетесь к господину полицай-гауптману с криком о том, что напали на след мерзавца и теорией, которая приписывает оба убийства одному человеку. Однако же стоит появиться следующему мертвецу, как вы покорно согласны считать это нелепым совпадением. Не узнаю вас. Да и покушение… Вы заставили меня поволноваться, сообщив о том, что чуть не лишились жизни на пороге собственного дома. Теперь и это считаете совпадением?

— Увы. Человек, напавший на меня, был мне знаком. Мне случилось поспорить с ним за несколько дней до того и, судя по всему, поставить его в неудобное положение…

— У вас хорошие знакомства, Корф, — проворчал Кречмер, — если каждый с вами спор они пытаются уладить с помощью пистолетов.

— Об угрозе жизни говорить не приходится. Он всего лишь хотел повредить моему слуге, что ему вполне удалось. Как вы знаете, мертвецу нельзя нанести ущерб, по крайней мере, такой, который был бы интересен полицай-президиуму. Это лишь мое имущество и ничего более. Спор уже улажен, и моя жизнь вне опасности, уверяю. Так как мою голову в тот момент занимали мысли о найденных мертвецах, этому нападению я приписал кое-что из того, что оказалось совершенно напрасным. Многие из нас действительно излишне мнительны. Видимо, что-то связанное с работой…

Кречмер нахмурился. Иногда мне казалось, что он слушает слова лишь из врожденной вежливости, сам же он способен слышать куда более тихие, многими вовсе не слышимые голоса.

— У вас хорошо подвешен язык.

— Надо уметь хорошо болтать, чтобы уговаривать мертвецов возвращаться в столь нелицеприятное место, как наш мир, — я почувствовал, что можно улыбнуться. — Можно сказать, что это профессиональное.

— А ведь я поверил вам — тогда. Предлагал охрану. И даже нашел, что ваши слова не лишены логики. Теперь же вы первый их опровергаете. Досадное непостоянство.

Мне оставалось лишь развести руками: