— Я старался не убивать собственноручно, особенно в Альтштадте. Много жандармов, много людей, много глаз… Ездить же всякий раз за город — занятие довольно утомительное, да и у кого-то могли бы возникнуть вопросы. Жандармы при всей их ограниченности все же не тупицы, мой друг. За меня это делали… другие. И, значит, в один прекрасный день посылаю я того господина, который известен тебе как бездомный бродяга, в дом некой фрау Блюмме… Как ни странно, мертвец на улице не вызывает паники, ну да тебе-то с твоим Арнольдом это должно быть известно, главное — хороший плащ да шляпа поглубже. Ну и да, в отличие от Арнольда, с которым ты шлялся на поводке, распугивая всех зевак в округе скрещенными костями, — Макс согнул указательные пальцы и изобразил подобие герба Ордена тоттмейстеров, — я предпочитал держаться от своих ребят подальше. Наблюдать, так сказать, издалека. План был прост — в то время, как никого нет дома, бродяга проникает внутрь, наносит почтенной фрау Блюмме подходящий удар, после чего тем же путем скрывается с места преступления. Если его кто-нибудь и заметит, мне будет нетяжело от него избавиться. Все элегантно и вместе с тем эффективно. Все шло отлично. Фрау Блюмме почти не успела ничего почувствовать, мертвец, как мавр, сделавший свою работу, удалился, а я…
Не меняя выражения лица и даже не оборачиваясь, Макс с силой ударил Петера наотмашь по лицу. Мальчишка вскрикнул и отлетел назад, как тряпичная кукла.
— Парень, я ведь уже предупреждал тебя, нет совершенно никакого смысла бросаться на меня. Посмотри, что ты наделал. Видишь, у тебя на лице вздувается кровоподтек. Ах, не видишь, ну да… Знаешь, что это значит? Когда ты умрешь, — извини, все через это проходят, — твоя мертвая кожа сохранит эту форму, и кровоподтек нельзя будет вывести ни бальзамированием, ни самыми страшными тоттмейстерскими чарами. Прости, я не сразу вспомнил, что она доводилась тебе матерью. Но пожалуйста, не заставляй меня напоминать тебе о порядке.
Петер склонил голову над столом, в подставленную руку сорвалось несколько капель винного цвета. Я не мог видеть его лица теперь, но это, наверно, было к лучшему.
— Когда мертвец покинул дом, следом осторожно пришел я. Нет, конечно, я не надевал мундира. Я надеваю его только тогда, когда в гости к мертвецу меня приглашают казенным порядком, в тот же раз это было приватной инициативой. И только я начал поднимать фрау Блюмме… Догадываешься?
— Нет, — я покачал головой.
— Ну вот, я только начал думать, что ты умен… В общем, тут явилась ее экономка. Она должна была проторчать на рынке еще с час, мне хватило бы времени поднять ее хозяйку и в обществе последней тихо удалиться, но ее понесло домой. Мне, конечно, хватило благоразумия спрятаться, но тело такой женщины, как фрау Блюмме… Петер, ты ведь помнишь, что я тебе говорил? Молодец. Ты умный молодой человек. Так вот, экономка увидела тело хозяйки и, жутко крича, удалилась. И вот тогда ситуация стала весьма забавной. Экономку убить я не успел, слишком уж быстро она нас покинула, да если бы и успел — это ведь обозначало, что мой план усложнился бы ровно вдвое! Посудите сами: поднимать двух мертвецов, препроводить их до экипажа… Мой козырь был в том, что исчезновение одного человека редко где поднимало шумиху. Никто не видел покойников, крови и всего прочего, человек просто исчезал, а про него говорил — сбежал с любовницей, бросилась в реку, подалась в маркитантки… Исчезновение же сразу двух человек неизбежно навело бы жандармов на мысли, ход которых мог быть мне неприятен. Да и ко всему скоро должен был явиться из лицея этот господин, — Макс указал на Петера, все еще не поднимавшего лица, — мои же покойники всегда отличного качества, а это качество требует времени! Я мог не успеть. Решение было вынужденное и, боюсь, не очень элегантное. Я взял с каминной полки тяжелый подсвечник и… Простите, мне кажется, кому-то из присутствующих не интересны детали? Тогда не буду, да вы и так все знаете. Я просто не хотел, чтобы кто-то из моих коллег заглянул в голову фрау Блюмме.
— А затем ты убил бродягу.
— О, не сразу. Сперва я надеялся, что убийство спишут на какого-нибудь отчаявшегося разбойника, но когда жандармы взялись за дело всерьез, а тут еще и подтянулся ты… Ты знаешь, я признаться, невысокого мнения о твоих способностях, Шутник, но в нашем полку ты был не из худших. Я же работал в большой спешке и мог не закончить, как подобает. Поэтому я, признаться, несколько струхнул, когда узнал о вашей с фрау Блюмме беседе.
— И уничтожил орудие.