Случайный вальс: Рассказы. Зарисовки

Есть хорошее русское слово — совестливость. Это черта характера, которой кое-кому подчас не хватает. Встречаются в наше время люди, которые, приезжая в поле или в лес отдохнуть, «проветриться», мнут автомобильными колесами травы на покосах, без разбору рубят деревья, а уехав, оставляют после себя груды мусора. Иногда после них лес занимается и пожаром: костер забыли потушить или бросили окурок в сухой мох или хворост…

Много об этом говорили, писали в газетах, но тщетно. Совесть, как говорится, спит. Действует её антипод: «После нас — хоть потоп».

«КАВАЛЕРИСТЫ»

Каргопольские мальчишки первыми в городе открывали «навигацию» и купальный сезон на Онеге.

Еще только прошёл Первомайский праздник, еще по реке плывут остатки льда, а на берегу уже слышно:

— А я уж искупалсе.

— Да ну! Ведь лёд…

— Ну дак что — лёд. Мне он нипочем.

— Гли-ко, посинел весь и дрожишь…

— Выдумывай давай.

— Я тоже пойду искупаюсь.

— Куда тебе! Слабо!

— Давай об заклад.

— Давай.

Поддернув штаны, парнишка бежит на ближние плоты, чтобы доказать, что он смел и всё ему нипочём. Раздевшись, он ныряет разок и, выпучив глаза и фыркая, изо всех сил плывет саженками. Как ошпаренный выбирается на плот, и, прыгая то на одной, то на другой ноге, еле попадает ими в штанины. Зубы выбивают мелкую дробь, губы синие, тело в пупырышках «гусиной кожи», но глаза горят удалью.

— Только ты мамке не проговорись!

— Была нужда!

Купались, и никто не болел после такого купанья. Наоборот, ребята становились крепче. Всё лето бегали по улице на собственных «подметках». Башмаки надевали только по праздникам, да когда холодно и слякотно.

Еще пароход «И.С. Никитин» разводит у пристани пары, чтобы отправиться в первый рейс, а каргопольские мальчишки уже поплыли на лодке на другой берег Онеги, напротив города, на «питник». Что означало это слово, они толком не знали, но говорили так, беря пример с взрослых, которые иногда летом в выходные дни отправлялись за город на пикник. Мальчишки по-своему переиначили название увеселительной прогулки.

— А что означает — питник?

— Кто его знает… Так говорят.

— А я знаю. Питник — потому, что там пьют.

— Чего пьют?

— Ну, чай… Или вино. Питник — от слова «пить», понял?

Мальчишечий «питник» выглядел так. Причалив к пустынному берегу с еще непросохшей землёй, на которой травка только-только начинала проклёвываться, мальчики разводили костёр. Это — главное, все остальное уже потом. Важно, чтоб грело, чтобы дым шёл дрова трещали. В этом — весь смак «питника».

Пекли картошку в золе, жарили только что пойманную плотвичку над угольями на прутике, играли в лапту, по-каргопольски — «на маху», в «казаки-разбойники», «в Чапаева». Потом, посидев на прощанье у костерка и залив его водой, отправлялись домой. Если приходили не на одной лодке, на обратном пути соревновались — кто кого перегребёт.

Почти каждый каргопольский мальчишка довоенных лет был хорошим пловцом, гребцом, пешеходом в дальних прогулках — на Игумениху, на «Лягу[10] — веселягу» — в урочище за городом, где по веснам разливалась огромная лужа с лягушатами, напоминающая пруд. Игуменихой с незапамятных времен назывался большой еловый лес в нескольких километрах от города. Там было тенисто и прохладно, разноголосо пели птицы, всюду — заросли папоротника, лесные цветы — ландыш в тенёчках, по дороге — стеной иван-чай. На Игуменихе собирали землянику, костянику, грибы, бруснику.

Летом мальчишкам и девчонкам — раздолье. Река, озеро, лес, поля, луга — всё твое, всем пользуйся на здоровье. Но и в городе были развлечения удивительные — дух захватывает.

Одно из таких развлечений было связано со старым постоялым двором.

На бывшей Театральной улице, за домом Вершининых, по правой стороне, если идти от пристани, стоял, да и теперь еще, кажется, стоит, обширный приземистый старый-престарый дом Носовых. В давние времена, еще до революции, там был постоялый двор, куда приезжали из окрестных деревень крестьяне на праздники и ярмарки, а также на торговые «сборы» по понедельникам. В доме было несколько комнат, в самой большой стоял широкий стол со скамьями, над входом устроены наверху полати. У стола приезжие обедали, на полатях спали.

Потом постоялый двор не стали уже содержать, но, по старой памяти, еще и в тридцатые годы сюда тянулись на постой крестьяне, приезжавшие на телегах, на линейках и в тарантасах. Иногда собиралось до десятка и больше подвод. Приезжие рассчитывались за постой хлебом и мелкими деньгами. Изрядно уже постаревшие хозяева тем и жили.

Когда приезжали крестьяне, мы целыми днями торчали на постоялом дворе, ожидая, когда мужики соберутся поить коней. В час массового водопоя мальчишки подходили к лошадкам. Какой-нибудь крестьянин отвязывал коня от телеги и давал мальчику повод:

— Сгоняй на реку. Напои коня.

Воображая себя лихими кавалеристами, мы садились верхом на лошадей, дергали поводья и, подхлестывая лошадок самодельной плёткой, во весь опор мчались по центральной улице.