Случайная судьба

Увы, сына у него не было. И, наверное, уже не будет. Зато у него оставались его деревья. И они останутся с ним, даже если обе его дочки выйдут замуж и упорхнут из родительского гнезда. О Хизер, наверное, лучше забыть — ей придется долгие годы отбывать наказание, да и старый Билли тоже ведь не вечен. А клены… Они были его творением, делом его рук в самом что ни на есть полном смысле этого слова. Он сажал их, растил, окружал любовью и заботой, следил, чтобы те, кто выше, не лишали их солнечных лучей. Он ночей не спал, возился с ними, как с собственными детьми, пока они становились достаточно взрослыми, чтобы давать сладкий сок. А затем обрезал лишние ветки и боковые побеги, когда они чересчур уж разрастались, ставил подпорки, если это было нужно. Он помогал им избавиться от избытка сахара, чтобы на следующий год они могли дать больше сока.

Для него эти клены были как дети. И сейчас Мика гордился ими, как мог бы гордиться сыновьями.

* * *

Вскоре после полудня в доме Поппи раздался телефонный звонок, после которого она сама схватилась за трубку и принялась обзванивать всех, кого это касалось. Раньше все это выглядело примерно так. «Сок пошел», — коротко сообщала она, даже не поздоровавшись, и местные с полуслова понимали, что это значит. Они бросали начатые с утра дела и рысцой мчались в сахароварню, сгибаясь под тяжестью сумок и рюкзаков, битком набитых съестными припасами и напитками. Все это требовалось, чтобы поддерживать силы сахаровара и его помощников, а также неизбежных визитеров, которых неизвестно сколько будет.

Да, раньше сообщение о начале сезона всегда производило эффект разорвавшейся бомбы. Однако на этот раз новость была принята с заметной прохладцей. Поппи даже слегка опешила.

— Да? — вяло пробормотал в ответ первый ее собеседник. — Ну что ж, самое время, по-моему.

Следующий тоже воспринял слова Поппи без особого энтузиазма. Но в его голосе чувствовалась озабоченность.

— У Мики все готово? — донеслось из трубки. — Я слышал, он еще возится с трубами.

Третий тоже почему-то первым делом спросил, как дела у Мики.

— Надеюсь, год для него будет удачный, — с надеждой добавил он в конце. — Ему, бедняге, и без того несладко приходится.

Единственной из жителей города, кто выслушал эту новость с каким-то подобием обычного воодушевления, оказалась матушка Поппи. Но Мэйда как-никак всю свою жизнь занималась тем, что варила сидр, и прекрасно знала, что значит для любого сахаровара эта новость.

— Я сейчас на кухне, — объявила она. — Мне нужно еще кое-что доделать, а после обеда я обязательно загляну к Мике.

— Может, я заеду за тобой? — предложила Поппи.

Судя по голосу, Мэйда страшно удивилась. Впрочем, у нее для этого были все основания. Поппи не часто предлагала матери встретиться, так как забота Мэйды порой казалась ей отвратительной навязчивостью.

И теперь она только диву давалась самой себе, гадая, с чего это ее вдруг потянуло к матери. Может, причина в том, что Мэйда вернулась раньше, чем рассчитывала Поппи? Или ей было неприятно думать о том, как мать сидит в огромном пустом доме одна-одинешенька? Как бы там ни было, неприкрытая радость в голосе Мэйды доставила Поппи не знакомое до сей поры удовольствие.

— Ой, Поппи, какая прекрасная мысль! Но разве тебе не нужно забрать из школы девочек?

— Захвачу их по дороге. Ты успеешь закончить свои дела?

— Наверняка, — пообещала Мэйда и сдержала слово. Не успела еще Поппи припарковать машину возле изящного порт-кошера[5] напротив красивого каменного особняка, в котором жила мать, как на крыльцо выпорхнула Мэйда. Грохнув на землю возле машины огромную корзину, битком набитую какими-то свертками, она снова скрылась в доме. За первой последовала вторая корзина, потом еще одна. Запихнув все три в багажник, запыхавшаяся Мэйда забралась на заднее сиденье и с довольной улыбкой повернулась к Поппи.

— Ф-фу… Думаю, этого хватит, чтобы всех накормить.

— Держу пари, ты очистила весь свой холодильник, — улыбнулась Поппи, когда машина вновь выехала на дорогу.

— Не совсем. Хорошо, что я знаю, как и чем накормить целую ораву едоков.

— Ты имеешь в виду — всех нас?

— Нет, я научилась этому задолго до вас. Еще до того, как осела в Лейк-Генри. Это было в Мэйне. Моя мать работала, а у нее, если помнишь, была куча братьев, и всех нужно было накормить.

— Три брата, — уточнила Поппи, вспомнив семейное фото, которое показывала ей Лили. Сестра отыскала его, разбирая бабушкины вещи после смерти Селии. Странно, но до этого никто из них ничего не знал о семьи их матери, об их жизни в Мэйне. Сама Мэйда не любила об этом рассказывать.

— Четыре, — обиженным тоном поправила мать. Она пристально вглядывалась в дорогу, пока Поппи, стиснув зубы, аккуратно вела машину по скользкой дороге. — У Селии было четыре брата, и она вырастила и поставила на ноги всех четверых. Они были моложе ее, самый младший из них, Филипп, — на целых двадцать лет. Мы с ним были почти ровесниками. Может, поэтому он стал моим самым близким другом.