Слоны Ганнибала

Веками певцы будут прославлять победу над врагами, правители государств будут награждать победителей венками и водружать на площадях их статуи. Но есть еще более великий подвиг — человечность. Он торжествует над злом, которое причиняют смертные друг другу, над враждою и распрями, над жестокостью богов и даже над судьбою.

Не потому ли даже в переложении Ливия Андроника эта сцена, созданная великим Гомером, так волнует Сципиона.

— Прости меня, — обратился Публий к своему соседу. — Я слышал, что тебя называли Гнеем Невием. Мне хотелось бы узнать твое мнение о пьесе и игре актеров.

— Игра? Разве это игра! — воскликнул Невий. — Слышишь, как дрожит у Ахилла голос? Ты думаешь, от жалости к несчастному Приаму? От страха! Раб, играющий Ахилла, боится, если публика будет недовольна представлением: его так отдерут, что он неделю сидеть не сможет. Этого боятся и другие актеры. Однажды во время представления моей «Федры» публика так стала орать и свистеть, что эдил приказал прервать пьесу. Тут же, на глазах у зрителей, ликторы сорвали с актеров одежды, в дело пошли розги. И это зрелище понравилось публике больше, чем сама пьеса. Можно сказать, что зрители были в восторге. «Бей Федру! Поддай Ипполиту!» — слышались возгласы. Можно подумать, что свист розог для зрителей приятнее пения сирен.

— Ты прав, — согласился Сципион. — У римских квиритов грубые вкусы. Из всех зрелищ им милее всего кулачный бой. Но театр ведь и создан для того, чтобы воспитывать зрителей. Недаром греки называли его «школой для взрослых». Чтобы учить народ, нужны трагедии и комедии из его жизни. Риму нужны свои поэты.

— О каких поэтах может мечтать Рим, когда он не терпит правды! Ты, наверно, знаком с комедиями афинянина Аристофана. Какой только бранью не осыпает Аристофан Клеона! А ведь комедии Аристофана писались и ставились при жизни Клеона. Клеон, к каждому слову которого прислушивался народ, присутствовал на представлении «Всадников» и узнавал себя в наглом кожевнике. Все Афины смеялись над Клеоном. Что же было после этого с Аристофаном? Ему отрубили голову? Бросили в тюрьму? Высекли розгами? Нет, его наградили лавровым венком! Поэтому в Афинах были Аристофаны и Эврипиды. А Риму достаточно и Ливия Андроника.

— Но Рим имеет не одного Андроника, — возразил Сципион. — У Рима есть и Гней Невий. Рим любит его стихи о войне с пунами. Кто не знает этих строк: «Они предпочитают пасть на этом месте, чем к землякам вернуться со стыдом и срамом». Рим ждет от Невия поэмы о войне с Ганнибалом.

— Пусть об этой войне напишет мой внук.

— Твой внук? — удивился Публий. — А сколько ему лет?

— Один месяц. Он родился в тот день, когда меня бросили в тюрьму.

— Что же он будет знать о Ганнибале и о войне с ним? Римские полководцы будут известны ему лишь понаслышке.

— Вот и хорошо. О старине писать безопаснее. А еще лучше обратиться к грекам. Но и тут надо остерегаться, чтобы какой-нибудь римский нобиль не узнал себя в «хвастливом воине» [70]. Ты советуешь писать о войне с Ганнибалом, но что мне сказать о Сципионе и Семпронии, выдавших свои поражения за победы?

Публий густо покраснел.

Приняв молчание и смущение юноши за отсутствие у него возражений, Гней Невий продолжал:

— Да, Сципионам и Семпрониям не понравилась бы моя поэма, если бы я вздумал ее написать. Ею был бы больше доволен Ганнибал. Вот кто недурно играет свою роль. А ты знаешь, мне жалко оставлять такой сюжет моему внуку. Может быть, мне действительно заняться им самому? Но удобно ли писать о том, чего не видел? Что я знаю о Ганнибале? Он дал клятву быть вечным врагом Рима. И у него один глаз.

— Когда мы встретились, у него было два глаза, — сказал Публий. — Но и я, пожалуй, знаю о Ганнибале не больше тебя.

— Ты видел Ганнибала? — удивился поэт.

— Публий Корнелий Сципион Младший! — раздался голос глашатая.

— Публий повернулся:

— Прощай, меня зовут.

— Ты сын консуляра? [71] — удивился Невий. — Какой же я осел! Никогда не отделаюсь от привычки говорить с людьми, не узнав их имени.

— Не беспокойся! — сказал Сципион. — Меня не может обидеть правда. Я рад, что познакомился с тобой, и буду еще более счастлив, если нам удастся встретиться и продолжить разговор. Прощай!

В РИМСКОМ ЛАГЕРЕ

Фабий шагал между рядами полотняных палаток, освещенных лунным светом. Уже месяц, как он избран диктатором, и за это время он не провел ни одной спокойной ночи. Вместе с почетом и властью должность диктатора принесла ему волнения и бессонницу. Италия, разбитая в нескольких сражениях, потерявшая уверенность в собственных силах, вручила Фабию свою судьбу. Она ждет избавления от полчищ Ганнибала, а что она ему дала для победы! Несколько тысяч наскоро обученных военному делу поселян. С ними он должен победить опытных иберийских и ливийских пехотинцев, страшную нумидийскую конницу.