Слоны Ганнибала

Слон осторожно шагал, обнюхивая хоботом мостовую. Так слепец ощупывает землю палкой, прежде чем сделать шаг. Впервые за много дней под Суром [1] была не зыбкая, колеблющаяся палуба, а нагретые солнцем каменные плиты. Но у этих камней был какой-то странный и незнакомый запах, запах чужбины.

Карфагеняне считали слонов вслух: «Три... пять... девять... двенадцать». Всего двенадцать индийских гигантов. Ни разу, ни одно слоновье стадо в Карфагене не встречали с таким восторгом и воодушевлением.

Загоны в городской стене могли вместить триста слонов, но со времени войны с восставшими рабами и наемниками опустевшие помещения были заняты бездомными бродягами и нищими. Их стали называть в насмешку «слонами». И даже появилось выражение «протянуть хобот», означавшее: «просить милостыню». Теперь же огромные ниши в городской стене займут настоящие боевые слоны.

Восхищенная толпа провожала слонов до самых загонов, украшенных пальмовыми листьями и цветами. Люди терпеливо стояли на жаре, наблюдая, как индийцы заводили слонов в их жилища, как они смазывали коровьим маслом морщинистую кожу живота и ног гигантов.

Народное поверье считало встречу со слоном счастливым предзнаменованием. «Слоны приносят счастье», — говорили в народе, и каждому хотелось иметь его частицу. Предприимчивые торговцы в белых передниках поверх туник [2] сновали в толпе. На головах у них поблескивали медные подносы с фигурками слонов из эбенового дерева, камня, обожженной глины и даже хлебного мякиша, обмазанного финиковым медом. «Кому счастья?»

Отыскались и ценители боевых слонов. Их окружили кучки любопытных, смотревших прямо в рот этим знатокам. Стоит послушать, с каким воодушевлением они описывают мощь слонов, каким умом и сообразительностью их наделяют!

— Во время войны в Сицилии, — рассказывал человек в войлочной шляпе, — наш лагерь находился от римского в двадцати стадиях [3]. Ночь была темная. Утомленные воины спали. Вдруг заревели слоны. Наш полководец догадался, что идут враги. Ведь слоны не выносят запаха жареного лука, который исходит от римлян.

В толпе послышался смех.

— На земле нет животного сильнее слона, — продолжал человек в шляпе. — Я сам видел слона, свернувшего шею льву и поднявшего его своим хоботом, как котенка. А в римскую войну вся вражеская конница была уничтожена тремя «индийцами» [4].

Шумное одобрение слушателей было наградой за эту патриотическую небылицу.

Успех воодушевил рассказчика:

— Однажды в Мавритании [5] мы отправились на ночную охоту. Впереди виднелось что-то темное, подобно холмам. Подошли поближе. Да это слоны! Сидят себе, задрав к небу хобот, и смотрят на луну и ревут так жалобно, что без слез слышать нельзя. Тут-то мы и поняли: слоны молились богине Танит! [6]

Раздался оглушительный хохот. Кто-то надвинул рассказчику на глаза его войлочную шляпу.

— За кого ты нас принимаешь! — послышался чей-то возмущенный возглас. — Смотри, как бы тебе самому не свернули шею!

Опешивший знаток слонов поспешил затеряться в толпе.

К полудню площадь перед загонами опустела. Толпа растаяла, оставив после себя скорлупу от орехов и шелуху сушеных тыквенных семечек. Рабы с метлами и лейками наводили чистоту. Индийцы, накормив животных, прилегли в тени смоковницы. Они устали от непривычного для них шума чужого города.

Уже вечерело, когда к загону подошли двое карфагенян с мальчиком лет девяти. Длинный черный плащ скрадывал грузность Гамилькара. Рядом с полководцем был юноша лет двадцати пяти — племянник Гамилькара Газдрубал, «Старик», как его называли в семье за седую прядь волос на левом виске. Его плечи покрывала короткая красная накидка, какую обычно носят всадники.

— Отец, а отец! — Ганнибал теребил за рукав Гамилькара. — Смотри, какой у слона смешной длинный нос.

Гамилькар грустно улыбнулся.

— Видишь, Старик, — сказал он, обращаясь к своему спутнику, — в какую пропасть скатилась республика. Мои сыновья не видели живых слонов! А ведь всего лишь пять лет назад на улицах города слона можно было встретить чаще, чем теперь мула... А разве одних слонов мы потеряли? — продолжал он, зажмурив глаза и слегка покачивая головой. — Мы лишились флота, римляне опустошили нашу казну, отняли принадлежавшие нам острова. Они скоро заставят нас платить за воздух, которым мы дышим, за воду, которую пьем, за вино, которым совершаем возлияния богам и предкам.

— Ты прав, Гамилькар, — согласился Газдрубал. — Мы живем в тяжелое время. Но пусть меня поразит Мелькарт [7], если твои дети не увидят лучшие дни! Я верю в возрождение республики. Сегодня весь наш город встречал слонов. Народу известно, кто их купил. Многие выкрикивали твое имя.