Сломанный бог

– Я шел на свет – его видно издали. А когда подошел поближе, почуял твой запах. Он у тебя особенный и очень сильный.

Данло понюхал свою одежду.

– Я не знал, что у фраваши такой острый нюх.

– Ха-ха, ты пахнешь как волк, который валялся в мускусной траве. Ты не думаешь, что тебе следует почаще мыться?

– Но я и так моюсь. Я люблю воду.

– Однако не делал этого с тех самых пор, как начал мечтать с аутистами, верно?

– Так ты знаешь об этом, почтенный? О Мечтателях?

Старый Отец молча улыбнулся в ответ.

– Тогда ты должен знать и об Ученых?

– Ох-хо, и о них знаю.

– Этих благословенных мировоззрений так много. Все смотрят по-своему.

– Ах-ох-ох. Это город множества культов.

– Но я ушел от Мечтателей. И от Ученых тоже.

– Все так.

– Это ты научил меня, почтенный, освобождаться от любых мировоззрений.

– Но теперь ты носишь золотой обруч и сидишь с возвращенцами?

– Ты беспокоишься, что я свяжу себя с ними… потому что они так много обещают?

Старый Отец указал на мужчин и женщин, в последней надежде глядящих на небо.

– Они-то? Ох, нет, нет. Когда рассвет настанет, а Мэллори Рингесс так и не появится, возвращенцы перестанут существовать. Если я кажусь обеспокоенным – хотя, должен сказать, фраваши беспокойство почти неведомо, – то это потому, что тебе, похоже, слишком уж нравятся все эти культы.

Данло потрогал мизинцем тугой обруч на лбу и спросил:

– Но разве есть лучший способ узнать чужие взгляды?

– Существует спелад. Когда-нибудь ты будешь играть не хуже Файет. И вся фравашийская система, ох-хо.

– Спелад – умная игра, но все-таки только игра.

– Ах-ха?

Данло вытянул руку – блеск обруча делал ногти желтовато-оранжевым. Сжав пальцы в кулак, он сказал:

– Фраваши учат держать каждое мировоззрение легко, как бабочку, да?

– Если держать реальность легко, то ее легко и сменить. Как иначе перейти от симплементарной стадии к высшим формам ментарности?

– Но твои ученики, почтенный, – Файет, Люйстер и остальные – держат многие реальности слишком уж легко. Они не знают по-настоящему реальности, которые держат.

– Хо, хо – ты думаешь, что понимаешь взгляды сциентистов более комплементарно, чем Файет? И другие системы тоже?

– Нет, почтенный, не думаю.

– Боюсь, что теперь я тебя не понимаю.

На лице Старого Отца играла легкая улыбка, и Данло подумал, что тот лишь наполовину откровенен с ним.

– Есть разница между знанием и верой.

– Ах-хо.

Данло стал лицом к востоку, где брезжили первые голубые проблески дня. До восхода еще оставалось время, но горизонт уже окрасился охрой и багрянцем. Многие возвращенцы тоже смотрели в ту сторону. Элианора встала и тоже, как-то сориентировавшись, повернулась на восток. Она, как все скраеры, была слепой, а на лице ее вместо глаз зияли черные, как космос, ямы. Возможно, она хотела ощутить на щеках солнечные лучи. Если ее не осуществившееся пророчество причиняло ей горе или стыд, по ней этого не было заметно.

– Видишь эту прекрасную женщину-скраера? – спросил Данло шепотом, став поближе к Старому Отцу. – До того, как она себя ослепила, у нее были глаза, как у меня и у всех нас.

Она могла видеть все краски мира. Но что, если бы она так и родилась безглазой? Если бы она была слепой от рождения, как дети хибакуся? Откуда бы она тогда знала, что кровь краснее всех оттенков красного? Откуда знала бы цвета зари? Разве ты, глядя на небо, говоришь: «Я верю в голубизну»? Нет, не говоришь, если ты только не слеп. Ты видишь благословенную голубизну и знаешь ее. Понимаешь? Нам нет нужды верить в то, что мы знаем.

– Ах-хо, знаем. Все так.

– Очень возможно, что Файет понимает сциентизм лучше, чем я. Но она не может знать, что это такое, пока не увидит еще живого снежного червяка, разрезанного на сто кусков.

– Уж не хочешь ли ты, чтобы я заставлял всех своих учеников присутствовать при подобных ужасах?

– Чтобы стать по-настоящему комплементарным – да. Они играют в спелад и думают, что знают, как переходить от одной реальности к другой. Но для них это не совсем… реально. Входя в новое мировоззрение, они напоминают стариков в горячем источнике – половина в воде, половина снаружи, не то чтобы сухие и не то чтобы мокрые.

Небо теперь пылало багровым огнем. Стало светлее, и деревья с камнями обретали свои утренние краски. Из всех, кто был на Уркеле в эту ночь, остались только возвращенцы, да и они понемногу расходились, ибо их вера в возвращение Мэллори Рингесса рухнула. Вот она, суть разницы между верой и знанием, подумал Данло. Знание может только укрепиться и стать глубже, вера же хрупка, как стекло. Сотни людей с покрасневшими глазами бросали на Элианору взгляды, полные горькой обиды, и поворачивались к ней спиной, не прощаясь.