– Аналогично… – Виктор поднял рюмку и самостоятельно выпил. – Нулевой тоже сгорел. Из подготовленных остался только твой.
– И мой план, – выразительно произнес Петр.
– Конечно.
– Значит, быть тебе президентом.
– А чего ж не быть-то… – Мухин закинул в рот огурчик и энергично прожевал. – Авось, справлюсь. И не в таком дерьме барахтался.
– И вся ваша команда под мое начало… – неопределенно спросил Петр.
– Вот этого не знаю. Не уполномочен. Насчет Немаляева я точно сомневаюсь. Не будет он тебя «командиром» называть. Ну, еще по одной?..
– Наливай… А чего ты приперся, Витя? Если не уполномочен. Что это у нас за переговоры? Не легитимно как-то получается.
– А это, Петя, никакие не переговоры. – Мухин залпом выпил и, найдя на столе вилку, подцепил кусок селедки. – Это… как бы сказать… срочный вызов, ясно?
Он встал и вытащил пистолет.
– Погоди, погоди! – заторопился Петр. – Я и так приду, зачем оболочку портить?
– Жалко, наверное… Но ты же сам говорил: с каждой смертью понимаешь все больше.
– Да мне уже больше некуда! Я уже все понял!
– Мы в одном месте собираемся. Так лучше. Проще и надежней.
– Не верите друг другу, значит.
– У нас на это времени не осталось. В общем, принимай приглашение. Других-то вариантов… все равно…
– Петя? – неожиданно раздалось из коридора.
– Назад, овца! – рявкнул он.
Мухин от растерянности чуть не выронил ствол – на кухню, кутаясь в символический халатик, вошла Людмила.
– Привет… – оторопело сказал Виктор
– Здрасьте… – ответила она, не сводя глаз с пистолета.
– Она меня не знает?
– Откуда?! – раздраженно бросил Петр. – Она же овца.
Людмила вроде бы обиделась, но сейчас ее занимало не это. Она смотрела на пистолет и что-то беззвучно шептала.
– Петя… тебя забирают? – выдавила она. – Ты же ни в чем не виноват…
– Гражданка… – с трудом произнес Виктор. – Послушайте, гражданочка… – Он едва сдерживался, чтоб не кинуться к ней с объятиями, и чем сильнее он с собой боролся, тем чаще взмахивал стволом. – Шли бы вы, гражданка… Тут ничего интересного…
– Куда же я пойду?..
– В комнату, Люда, – мрачно сказал Петр.
– Она с тобой живет? – спросил Мухин.
– Люда, иди в комнату! – повторил Петр, повышая голос. – Нет, стой! Там… в тумбочке слева… Откроешь дверцы, вытащишь среднюю полку… Запоминай, овца!
– Да-да, – пролепетала Людмила. – Средняя, в тумбочке…
– Доска внутри пустая. Оторвешь сзади ленту… – Он помолчал. – В общем, в ней монеты. Царские червонцы.
– Петенька?.. – нахмурилась она.
– Дальше! – перебил он. – Левая подушка в диване. Возьмешь бритву, распорешь. Там тебе надолго хватит. Только не попадись с ними!
– С чем?
– С долларами, Люда, с долларами. Жмуренко помнишь? Противный, бородатый такой… Вот противному и будешь сдавать. Не больше четырехсот за один заход, уяснила? Если в кармане сразу пять сотен найдут – сядешь надолго.
– До пятнадцати с конфискацией, – машинально подтвердил Мухин. – Идите, гражданка… иди, Люда… В комнату!! – заорал он.
– Да, дорогая, – мягко сказал Петр. – Не переживай, мы скоро увидимся.
Виктор схватил со стола бутылку и влил в себя грамм сто, больше там не было.
– Пора с этим кончать, – пробормотал он, отдуваясь.
Люда скрылась в спальне, и он тут же вскинул пистолет.
– Чего тянуть, Петя…
Мухин почувствовал, как в нем рождается дикий, отчаянный вой. Не давая вырваться ему наружу, он четыре раза выстрелил Петру в грудь и еще до того, как Люда поняла, что здесь случилось, вставил ствол себе в рот. Перед тем как нажать на курок, он все же увидел ее глаза. Больше всего Виктор боялся именно этого – ее взгляда, но сам же не утерпел.
Он хотел сказать «извини», но уже не смог. Через мгновение тупая пуля разнесла ему шейные позвонки.
Полый куб, вырезанный в монолите пространства, – обои, линолеум, табуретки, лежащий у плиты Петр, почерневшая от ужаса Люда и кто-то третий, знакомый, с развороченным затылком – стремительно отдалился и пропал где-то внизу, превратившись сначала в точку, а потом и вовсе в ничто. И, едва исчезнув, сразу перестал интересовать. Мухин поразился бессмысленности того, что он сейчас сделал, а также того, что он делал на протяжении всей свой жизни. Всех своих жизней, если быть точным и до конца откровенным.
Красивая сентенция «смерти нет», фраза не хуже любого другого слогана, вдруг обернулась второй стороной: если нет смерти, то и сама жизнь оказывается под большим вопросом.
«Смысла нет… – подумал Виктор. – Вот это вернее. Это гораздо ближе… Нет смысла. Ни в чем. Никакого…»
Мухин висел посреди бесконечности и все ждал, когда же его затянет обратно в тело, в новую оболочку, которую ему подыскал Борис.
– А подсказок-то больше не будет… – произнес кто-то такой же несуществующий, как и он сам.
– В смысле?..
Ответ был похож на смех.
– Его же нет, смысла. И основной оболочки у тебя тоже больше нет, если ты еще не понял. Любое отражение – к твоим услугам.
– Как у тебя?..
– Да.
– Полная свобода?!
– Ну, как сказать… Свобода – это смотря от чего. От жизни, от смерти… да, свобода.
– Что же у тебя осталось?..