Слой Ноль

Хмыкнув, она сделала шаг в сторону и крутанула цепь. Крючки размылись в воздухе и, завершив круг, снова повисли возле ее правой ноги — теперь на них были наколоты листья. Нижняя ветка стоящего сзади дерева возмущенно зашелестела. Если б «кошка» достала чье-нибудь лицо, вместо листьев на тройнике оказались бы глаза и щеки.

Хулиганы остановились, как бы припоминая, чего они, собственно, хотели. По сравнению с парой, угрожающей цепью и «розочкой», они выглядели даже и не совсем хулиганами.

— А вы не подскажете, который час? — глумливо поинтересовался один из парней.

— Половина второго, — с приторной учтивостью ответила Женя.

— Премного благодарен...

Троица переглянулась и нарочито медленно двинулась к цыганам.

— Выигранный бой... — тихо сказала девушка. — Мухин, ты, кажется, мороженое обещал.

Виктор по инерции кивнул и только потом спохватился — фамилии-то своей он не называл. Подойдя к Урне, он бросил в нее отбитое горлышко и взял с лавки гетрадь. Первая страница под коленкоровой обложкой была аккуратно подписана:

«История античной литературы. Немоляева Людмила».

— Фраернулся ты, Витенька...

— С «Макдоналдсом»? Согласен.

— Эдгара По здесь запретили еще в восемьдесят втором, а Павича вообще не переводили, как идеологически незрелого. Я ж все-таки немножко филолог.

Мухин озадаченно посмотрел на девушку. Некоторое сходство с Людмилой найти было можно — но только если искать специально.

— Почему ты Женей представилась?

— Для разнообразия, — насмешливо проговорила она. — А скажи-ка, друг, чего ты от меня хотел?

— Так, познакомиться...

— А потом?

— Думаешь, я за четыре часа надеялся тебя соблазнить?

— Думаю, да, — ответила она. — В читальном зале что делал? Небось для школьного кружка выписывал?

— В ЖЭКе кружок, — буркнул Мухин. — В школе сейчас каникулы.

— Родители загнали? — спросила Люда с нескрываемым удовольствием.

— Ага...

Маленький табор на дальней лавке заголосил, но смирно и совсем не громко. Трое парней что-то достали из карманов, и старая цыганка с объемным, как воздушный шар, задом протянула им сложенную купюру.

— Так, ну где мое мороженое? — сказала Люда.

— Пойду лучше водки возьму...

— Посмотри на себя! Ты же ребенок!

— "Ребенок"! — сварливо произнес Виктор. — Тебе самой-то сколько?

— Женщинам таких вопросов не задают.

— А ты точно женщина?

— Ну и хамло!.. — сказала она, убирая цепь в сумочку. — Семнадцать. А тебе?

— Четырнадцать с половиной.

— Засранец мелкий... — улыбнулась Люда. Мухин перепрыгнул через кованую ограду и подал ей руку. Она грациозно перешагнула, при этом джинсы на ее бедрах натянулись еще сильней, и Виктор жадно сглотнул. Перебежав через дорогу, он зашел в «Кавказские вина». Людмила его сопровождать категорически отказалась.

Вместо вин, кавказских или каких-то еще, на прилавках стояла одна только водка — «Пшеничная» с алюминиевой кепочкой. Мухин отсчитал пять рублей тридцать копеек и направился к кассе, но продавщица гаркнула:

— Ты что, малец, магазин перепутал?

— Я тебе не малец, ясно? — проскрежетал он.

— Иди, иди. Мама за кефиром послала, а ты проказничать!

Виктор поиграл желваками и выкатился на улицу. Людмила даже не стала спрашивать, все было ясно и так. Мухин понял, что внутренне она над ним потешается.

Приметив краснолицего дядьку в затрапезном пиджаке и белой сетчатой шляпе, он дождался, пока тот не подойдет ближе, и окликнул:

— Мужик!.. Я тебе шесть рублей дам. Возьмешь мне «пшена». Сдачу — себе.

Дядька шмыгнул носом, проницательно посмотрел на Люду и сказал:

— Семь. Мне как раз на красненькое. Выпью за ваше здоровьичко...

Торговаться было несолидно, и Мухин молча вложил в грязную ладонь две зеленых, как баксы, трешки и металлический рубль с профилем Ильича. Спустя минуту он получил теплый пузырь и сунул его в пакет, к конспектам по Гоголю.

— Ты далеко живешь? — спросил он.

— Недалеко. В общаге.

— Тогда ко мне. Там, правда, родители...

— Ты что, показывать меня им стесняешься?

— Мне-то что? — фыркнул Мухин. — Меня тут через три часа уже не будет.

— Опять хамишь, — констатировала Люда. — Ты уж определись — совращать или за косички дергать.

— Косичек-то у тебя нету... Слушай, а зачем ты сюда перекинулась?

— Не знаю...

— Ты же сама слой выбираешь!

— Выходит, не всегда... Метила в одно место, попала в другое. Очнулась — библиотека. «Он стал иглу во впадины глазные вонзать, крича, что зреть очам не должно ни мук его, ни им свершенных зол...» — с чувством продекламировала Люда.

— Это не Ренатик сочинил? — осведомился Мухин. — Про глазные яблоки больно похоже.

— Впадины, а не яблоки, — поправила она. — Нет, это не Ренатик...

В условиях предельно развитого социализма частники «бомбить» опасались, но «бомбили» все как один. Вымпел на стене, конечно, радовал, но коньяк на столе радовал сильнее. На коньячок надо было зарабатывать. Виктор вытянул руку, и у тротуара затормозили сразу три машины — гуськом.

— Ты только слюну не пускай, я к тебе не за этим, — предупредила Люда. — Мне до конца транса перетоптаться где-то надо. А может, в кино сходим?

— Ты водку в кино пить собираешься? — воскликнул Виктор.

— Я вообще-то не собираюсь.