— Какой ты чуткий! — съязвила она, но, вдруг посерьезнев, ответила: — Я была в сотнях оболочек, и каждая из них мечтала о чем-то своем. А я мечтаю все это прекратить. Дальше будет видно. Вот так.
Хозяйственный магазин нашелся в двух кварталах. Магазин был крупный, из семи секций, и в нем действительно продавались сапоги. Черные, коричневые и почему-то голубые, они стояли унылой шеренгой, над которой висел брезентовый рюкзак и такая же брезентовая штормовка.
— Выбирай, — сказал Виктор, щедро поводя рукой.
— Тридцать седьмой размер, остальное на твой вкус, — приторно улыбнулась Людмила.
— Возьми ей куртку, — посоветовал Костя. — Под землей холодно.
Мухин уже подошел к кассе, но обнаружил, что у него нет ни копейки. Не оказалось денег и у Петра, и у Рената тоже. Борис печально позвенел мелочью и даже не стал ее считать. Люда, то есть Игла, от кредитных карточек уже избавилась, а привычки носить с собой наличные так и не завела. Виктор дернулся было к Константину, но тот подбежал сам и протянул пустую ладонь.
— Можно подумать, вы собрались на фуршет, — посетовал Сапер, доставая из кармана несколько стодолларовых банкнот.
— В морге выдали премию? — осведомился Петр.
— Это за того ублюдка. Я с ним, говорю же, всю ночь провозился. Воска пять кило!..
Фонарей купили двенадцать штук, с запасом. К сапогам и куртке полагался подарок в виде пластмассового компаса, который Константин тут же отдал какому-то мальчишке.
К перекрестку с улицей Возрождения, здесь — Луначарского, вернулись довольно быстро, однако минут двадцать вояж все-таки съел. Оставалось чуть больше часа.
Костя показал на узкую арку за угловой аптекой, и обе машины направились во двор. Борису было труднее — его «Сааб» еле вписался и на выезде все же чиркнул задним крылом.
Из трех колодцев Костя по каким-то скрытым признакам выбрал тот, что находился ближе к песочнице. Девочка лет пяти отвлеклась от погребения своей Барби и с интересом посмотрела на Мухина.
— Умерла... — сообщила она равнодушно. Константин залез в колодец и, через минуту поднявшись, молча кивнул.
Люда надела штормовку и, скинув туфли, взяла сапог. На черном резиновом голенище болтался бессмысленный декоративный шнурочек.
— Шнурки-то зачем? — так же бессмысленно спросила она. — Без шнурков не было, что ли?
— Со шнурками дороже, — объяснил Виктор.
— Вы тоже в землю? — окликнула его девочка. — А когда назад вылезете?
— К обеду вернемся.
— А я уже пообедала, — гордо заявила она.
— Значит, мы не вернемся, — пошутил Мухин.
Глава 36
Накинув автомат на плечо, Виктор спустился и подал руку Людмиле. Костя, Ренат и Петр уже нырнули под низкий боковой свод и грохотали подошвами где-то впереди. За овальным проемом начиналась широкая труба, совершенно сухая. Идти по ней можно было в полный рост, лишь изредка со швов свисала какая-то бахрома, похожая на мертвые водоросли, и тогда Виктор наклонялся, брезгливо отводя ее фонарем.
Семь ярких пятен прыгали по выгнутым стенам, то сжимаясь в белые круги, то вытягиваясь косыми рыжими овалами. Сзади светили фонари Сапера и Бориса — от этого на душе у Мухина становилось спокойно и почти легко. Он ревностно следил за тем, чтоб Людмила не споткнулась о кочку засохшего мусора, хотя она и не спотыкалась. Племянница Александра Александровича Немаляева, если верить людям — диктатора и тирана, если верить своим глазам — обычного живого старика, так вот, племянница этого странного и противоречивого человека была дамой вполне самостоятельной. На пересечении трубы с каким-то зловонным желобом, напоминающим грязный арык, Виктор попытался поддержать Люду за локоть, но она с досадой отмахнулась, хотя перешагнула еле-еле. Она не желала быть обузой. Люда с самого начала знала, куда и зачем идет. На пикнике она потребовала бы к себе максимум внимания, но здесь, в коллекторе, длина ресниц и объем талии не имели значения.
Слева показалась какая-то дыра. Мухин повел фонарем — луч шероховато скользнул по ржавой стене и утонул в такой же закругленной, как все в этом подземелье, нише.
— Нам вообще-то туда, — сказал Костя.
Проход был гораздо уже и оказался заварен частоколом из стальных прутьев. Виктор прикинул, сколько штук нужно выломать, чтобы попасть на ту сторону, — получалось не меньше трех. Безнадега.
— Что встали? — бросил Петр. — Тут пролезем? Нет. Тогда пошли.
Метров через сто возникло еще одно ответвление, точно такое же. Виктор поправил сползающий автомат и для очистки совести подергал решетку — без толку.
— "Болгарка" и удлинитель, — буркнул он. — Всех делов...
— И еще розетка, — напомнил Борис. — И время, которого у нас нет.
Следующий проход вел вправо и был открыт. Ренат как самый худой втиснулся в створ и покачал фонариком. В темноте проявились маслянистые стены, низкие и тесные. И еще там что-то журчало — тяжело и вязко, как нефть.
— Не годится, — прокряхтел Ренат, выбираясь обратно. — Вот туда уходит, — он показал градусов под сорок пять к трубе, — и узкий, собака... Вы все равно не пропихнетесь, застрянете, как Винни-Пухи, а я тут буду ждать, пока вы не похудеете или пока вас крысы...