– Ничего, – произнесла Лилиан, стараясь изобразить полное равнодушие. – Продолжайте. Потратьте впустую еще несколько часов, склонившись над картой и разглядывая совсем не те места. Все равно ведь вам нечем больше заняться.
– Что вы там хотели сказать? Валяйте, Лил. Я не настроен сейчас играть в ваши игры.
– Я должна сказать? Но почему? Я же всего-навсего бестолковая школьная учительница, слишком глупая, чтобы разрешать мне уходить и возвращаться по собственному усмотрению. А вы – грозный, могучий коп. У вас есть ответы на все вопросы. Я не должна брать на себя…
– Что же вы остановились? Вы слишком много берете на себя с той минуты, как мы встретились.
– Что вы имеете в виду? – потребовала ответа Лилиан.
– Забудьте о моих словах, – с отвращением произнес Трейс.
– Нет, не забуду. Что вы имели в виду? Что я беру на себя?
Трейс смачно выругался.
– Вы, как всегда, изъясняетесь крайне доходчиво, – съязвила Лилиан.
Трейс еще громче повторил бранное слово.
– Вы беретесь учить меня, как выражаться.
Лилиан сложила руки на груди, глаза ее сузились.
– Вовсе нет. Вы преувеличиваете.
Медленно, как кошка, выслеживающая добычу, Трейс обошел вокруг стола и приблизился к Лилиан. В свете лампы волосы его отливали синевой.
– Вы берете на себя смелость предполагать, что меня можно дразнить безнаказанно. Неправда. Это очень опасно, мисс учительница, очень опасно.
– Да? Я так боюсь, мистер коп.
Глаза Трейса удивленно расширились.
– Вы вынуждаете меня… – Он достал из-за уха карандаш и указал им на Лилиан. – Думаете, написав несколько книжек о копах, вы уже знаете, что такое быть одним из них?
– Вовсе нет. Я готова признать, что понятия не имею, каково это – быть копом.
– Но вы ведь обвинили меня, будто я прячусь за свою работу, чтобы не жить реальной жизнью, как вы это называете.
– И я была права, мистер коп.
– И еще вы взяли на себя смелость предположить, – начал Трейс, прекрасно понимая, что не стоит начинать разговор на эту тему, – что можете дразнить меня, прыгая вокруг в обтягивающих шортах, без лифчика под мокрой футболкой, а я буду при этом изображать из себя ручного кота, вроде Волосатика. Что вы можете целовать меня с таким исступлением, как будто для нас не будет завтрашнего дня, а потом заявлять, что даже не помните об этом.
– А вы берете на себя смелость предположить, будто мне хотелось, чтобы вы поцеловали меня, – с жаром заявила Лилиан.
– О, вы хотели этого, мисс учительница, вы так хотели этого.
– Вы тоже хотели этого не меньше меня, просто боялись того, что испытываете ко мне.
Трейс застыл на месте, пораженный подобной наглостью.
– Теперь вы утверждаете, будто знаете, что я к вам испытываю. – Он произнес эти слова очень тихо, но Лилиан почувствовала в его голосе холодную ярость.
– Мне не до конца понятны ваши чувства, нет. Но я знаю, что вы высмеиваете мою жизнь, мой дом, мои цветы, потому что завидуете тому, как я живу. Я знаю, что иногда… – О, Господи, не надо ей было заговаривать об этом.
– Ну же, не останавливайтесь, – потребовал Трейс. – Продолжайте. Что иногда?
Сердце отчаянно забилось в груди Лилиан.
– Иногда, несмотря на все, что вы говорите, вы хотите меня.
Карандаш в руке Трейса разлетелся пополам.
– А вот тут вы не правы, мисс учительница. – Отбросив прочь обломки карандаша, Трейс потянулся к ней. – В этом деле не бывает иногда.
Крепко прижав к себе Лилиан, он посмотрел на нее в упор, злясь на себя за это признание.
Она вовсе не предполагала, что их спор может принять такой оборот. И, разумеется, не собиралась вытягивать из него признание, что он хочет ее. Но теперь, когда Трейс признался в этом, отступать было поздно.
– Тогда почему, – произнесла Лилиан, мысленно ругая себя за это, – почему вы все время отталкиваете меня?
На подбородке Трейса запульсировала жилка.
– Черт бы вас побрал, – пробормотал он. – И меня тоже, – с этими словами Трейс буквально впился в губы Лилиан.
У этого поцелуя был вкус ярости. Отчаяния. Но только на одно мгновение. Еще миг – и поцелуй стал дразнящим и одновременно дарящим, зовущим к наслаждению. Весь мир сосредоточился для Трейса и Лилиан в этом поцелуе, в жаждущих прикосновения губах. А потом, когда Трейс еще крепче прижал ее к себе, этот мир расширился и поглотил их уже целиком. Тело Лилиан сладко ныло, касаясь тела Трейса. Кожа горела в ожидании прикосновения его сильных пальцев. И где-то глубоко возникло горячее и томительное желание, чтобы единственный мужчина в ее жизни – а она вдруг поняла, что именно Трейс является тем самым единственным мужчиной – дал ей то, чего она так жаждала.
И тут Лилиан вдруг стало ясно, чего она хотела от него с той самой первой ночи, с того момента, когда впервые посмотрела в эти потрясающе голубые глаза и коснулась загорелой кожи. Она хотела насладиться его жаром, его страстью, хотела чувствовать прикосновения его губ, его рук. Поняв это, Лилиан испытала шок… Ужас… Ярость… Восторг…