Слишком много поваров

– Все это буквально перевернуло меня. Бедный Росси, вы обратили на него внимание? Бедняга! Когда Дина была еще маленькой девочкой, я не раз качал ее у себя на колене. Она была таким прелестным ребенком. Конечно, все убийцы были когда-то маленькими детьми, но это все равно всегда удивительно.

Он опять запыхтел трубкой, наполняя купе клубами дыма.

– Кстати, вы знаете, что Вукчич едет этим же поездом?

– Нет.

Берин кивнул.

– Он прыгнул в него в последнюю минуту. Я видел его, он метался по платформе, как лев по клетке. А я чувствую себя неуютно, потому что у меня есть долги. Я в большом долгу перед вами и хотел бы, хотя бы для своего спокойствия, расплатиться. Там, на Канавинском курорте, вы были гостем, и я не хотел говорить об этом, но сейчас это вполне допустимо. Вы вытащили меня из этой паршивой истории и, может быть, даже спасли мне жизнь, и вы сделали это по просьбе моей дочери с профессиональным мастерством. Вполне естественно, что я считаю своим долгом расплатиться с вами.

Вульф пожал плечами.

– Взгляните сюда, сэр. Давайте допустим, что в качестве постулата я спас вам жизнь. Но если я это сделал, я считаю возможным представить это как жест благорасположения к вам и дружбы, а это не требует оплаты. Примете ли вы такой жест?

– Нет. Я в долгу перед вами. Моя дочь обратилась к вам. Невозможно допустить, чтобы я, Джером Берин, не заплатил за эту услугу!

– Хорошо. – Вульф поднял голову. – Если вы не хотите это принять в качестве дружбы – дело ваше. В этом случае я могу сделать только одну вещь – предоставить вам счет. Это просто. Однако, в данном случае, учитывая критичность ситуации и сжатые сроки выполнения, которые диктовались также и человеколюбием – нельзя же допустить сидения в тюрьме невинного человека – плата должна быть достаточно высокой. Итак… если вы настаиваете на уплате… вы передадите мне в личное пользование рецепт ваших колбасок.

– Что?! – Берин уставился на него. – Потрясающе! Ха! Невероятно!

– Почему невероятно? Вы спросили меня, что вы мне должны. Я сказал.

– Это оскорбление! – Берин в возбуждении даже брызгал слюной. – Этот рецепт бесценен! И вы просите меня… Боже милостивый, я отказался его продать за полмиллиона франков! И вы имеете наглость…

– Прошу прощения, – огрызнулся Вульф. – Давайте не будем спорить об этом. Вы устанавливаете цену вашему рецепту. Это ваша привилегия. Я устанавливаю цену своим услугам. Это мое право. Вы отказались от половины миллиона франков. Если бы вы прислали мне чек на половину миллионов долларов или вообще на любую другую сумму, я бы порвал его. Я спас вашу жизнь или, во всяком случае, избавил вас от многих неприятностей, называйте это, как хотите. Вы спрашиваете меня, что вы мне должны за это. Я отвечаю: или рецепт, или ничего другого. Платите вы или нет – это ваше личное дело. У меня будет неописуемое удовольствие иметь на своем столе, по крайней мере, два раза в месяц, изумительные колбаски, или же я буду иметь удовольствие другого рода – быть в состоянии вспоминать гораздо чаще, чем два раза в месяц отом, что Джером Берин – мой должник, и что он отказывается уплатить долг.

– Ха! – задохнулся Берин. – Это шантаж!

– Вовсе нет. Я не собираюсь принуждать вас и не собираюсь умолять. Мне просто придется немного посожалеть, что я эксплуатировал свой талант, провел две ночи без сна, добился того, что на меня было совершено покушение, и все это не удостоилось ни дружеской признательности, ни получения соответствующей оплаты. Я полагаю, должен напомнить вам, что предлагаю вам полную гарантию никому не открывать этого рецепта. Колбаски будут приготовляться только в моем доме и подаваться только на моем столе. Единственное, что мне хочется зарезервировать – это право подавать их избранным гостям и, конечно, мистеру Гудвину, который живет со мной и ест то же, что и я.

Берин мрачно посмотрел на него и проворчал:

– А ваш повар?

– Он не будет знать его. Я сам провожу немало времени на кухне.

После долгого молчания Берин проворчал:

– Он не может быть куда-либо записан. Этого еще никогда не случалось.

– Я и не собираюсь его записывать. У меня достаточно хорошая память.

Берин сунул в рот трубку и запыхтел. Он нахмурился, и наконец, взглянув на меня и Констанцию, грубо сказал:

– Я не могу ничего сказать в присутствии этих людей.

– Один из присутствующих – ваша дочь.

– Я отлично это знаю, черт побери! Они должны уйти отсюда.

Я поднялся и вопросительно взглянул на Констанцию.

– Итак?

Вагон качнуло, и Вульф ухватился за рукоятку кресла обеими руками. Не хватало только, чтобы в такой момент произошло крушение.

Констанция поднялась, потрепала своего отца по голове и вышла в дверь, которую я галантно открыл перед ней.