Слипер и Дример

Лица видать не было, но щёки заплывшие светили с боков из-за ушей.

— Следующая остановка… Брундершмыгская! — вывалила она как бы нехотя, уцепилась за

рычаг и пухлой рукой потянула на себя, одновременно щёлкая двойным тумблером. Всё это она

сделала играюче и изящно — старый генерал походя козыряет из машины, объезжая строй.

Трамвай снялся с места, на ходу схлопывая дверцы.

— Дык поехали, — улыбнувшись, заметил Дример, сел на ближайшее сиденье, закинув ногу на

ногу, и снял окончательно промокшую и утерявшую форму Шапку-Невредимку.

— Давай, Загрибыч, гони про свою сикуляку дальше, — велел Слипер и плюхнулся рядом. —

Ехать нам, как я понимаю, далеко.

Масявка и Масюська кивнули. Мора прошёл до кабины, посмотрел вперёд, удостоился

уничтожающего взгляда шоферицы и, скукожившись, вернулся обратно. Молвил, присаживаясь:

— Впереди жуть, сплошной ливень. Тётка с рулём — сущий дьявол.

— Да пёс с ней, — мирно мявкнул Башкирский Кот .

(Грызлик далеко, у себя дома по-нынешнему, беспокойно перемахнул ушами справа-налево

среди лиловых цветов. Он был на прогулке.)

— Пущай рулит, — котище расслабился. — Загрррибыч, мути свою лекцию. Чё там насчёт

«общим строем по жизни, или в общем строим по жиже»?

Загрибука сидел и очумело таращился перед собой с остекленевшими зрачками.

— Ты чё, Загрибыч? — обеспокоился кот.

— Слухай, мне тут угляделось…

— Ну чё, чё?

— Да не знаю, муть какая-то. Вроде как предки мои привидились.

— Ишь тебя кроет… — закачал головой Башкирец и поворотился к Масявке: — Дррруже, а это

нормально, что товарища нашего так крючит? С ним, того этого, ничего не случится?

— Я ж гутарила давеча, что каждому своё видится по приезду в Пургопетрик. Может, у него

дела какие незаконченные по карме остались, или там чего с роднёй повязано. Не, ничего

страшного. Помутузит по мозгам да отпустит.

Кот немного расслабился:

— А, ну ладно. Я так понимаю, Загрибыч, тебе сейчас не до лекций.

— Ну, — замялся тот, — блин с компотом, понимаешь, какой-то Загрипук Крепыщенский тут

мне явился с авоськой. И навроде как я его смутно, да помню, прикинь? А откель? Ума не

подложу.

— А ещё чего приглючило? — Кот вальяжно разложился на двух сиденьях и, встопорщив

шерсть, стал её сушить. Надо сказать, печки трамвайные шпарили как нельзя более кстати. Сухое

30

8

и вонючее тепло от них так и наползало по ногам. Дрожь промерзлючая стала от туристов наших

отступать и испаряться.

— А вот чего, — Загрибука встал, устремил взгляд в невидимое глазу светлое будущее и,

протянув руку в том же таинственном направлении, зачарованно тявкнул на весь салун: —

Быгыдыщец — это звучит гордо! Град непрестольный Дрезище на путях наших ярко нам сияет, и

в путь идём мы, и потомками нашими будем прославляемы!

Дример поперхнулся, Слипер широко раскрыл глаза, а Мора покатился со смеху. Масявка и

Масюська мимолётно глянулись и прыснули кто куда.

Кот и ухом не повёл:

— Стало быть, бывал ты ранее на Быгыдыщах… По всему знать, бывал. Рррайон, дык сказать,

Клюкино-Калякино, справа село Епня, слева родимое Дрезище… Пятый дом справа по Ябской,

четыре окна наперёд, линолий на калидоре, третий чердак не предлагать.

Пассажиры заламывались в задушенном хохоте, давясь ржой ы-гы-гыкающей.

— Чего ржёте, босяки блохастые? — сверкнул окуляром котяра, сам едва не трясясь. — Ишь,

тут парррень, быдыгыщ твою разъети в мелкий винегрет, нашёл родню устаканенную. Вот

закончит тут с вами елозить по бытию нежитейскому и поедет на побывку к своим. — Башкирец

закрыл вещий искрящийся золотистый глаз и, открыв другой, бытовой и мутно-осадочный,

обратился к Загрибуке: — Шо, Загрибыч, а махнём с тобой в Быгыдыщ, а? На сметанку

натуральную, на молочко, на колбаску домашнюю… Сальцо… Творррожок…

И он зажмурился окончательно. И вдруг внезапно, то ли от мечтательности такой, то ли от

тепла, которое развезло не по-шуточному, котище захрапел, завалившись на спину да подворотив

под себя лапы с кривыми дамасскими когтями.

Дример отхрюкался ржачкой и, утирая слезу, глянул на Башкирского Кота:

— Всё, умаял ты его, Загрибыч. Пущай спит. Клади свой зад на седлуху и не маячь в проходе.

Гляди на окрестности. Зырь, красота какая!

А за окном раскачивающегося трамвая ни шиша было не видать. Ливень пошёл такой, что

причудилось на мгновение всем им и сразу, будто и не трамвай вокруг них вовсе, а корабль какой,

шхуна там деревянная, и качает её на волнах, и буря мглою небо кроет, и вихри прежние кутят, и

то как зверь они заноют, то заплачут как Мудод.

— Жаль, он про язык изначальный не успел нам рассказать, — с сожалением протянул Дример

и посмотрел на Слипера: — Шо, братан, вихри прежние вокруг тебя кутят? Вспомнил, может, ещё

чего?

— Не, но слово вертится на языке, как пельмень на сковородке.

— Мы много знаем про язык изначальный, — вдруг буркнула с заднего ряду Масявка и, словно

в доказательство, весело показала язык.