Слезы Брунхильды

Этот душераздирающий крик заставил Брунхильду мгновенно проснуться и рывком сесть на кровати. Все ее тело было в испарине, сердце учащенно билось, пряди длинных белокурых волос прилипли к блестящему от пота лбу. Широко раскрыв глаза, она устремила взор в пустоту и попыталась перевести дыхание, пока сонная пелена понемногу рассеивалась. И лишь заметив устремленный на нее встревоженный взгляд повитухи, сидевшей у изголовья, Брунхильда поняла, что крик вырвался из ее собственного горла. Королева слабо улыбнулась, затем, снова откинулась на подушки, прижав ладони к округлившемуся животу. Она догадывалась о мыслях повитухи. Талигия была опытной женщиной, однако суеверной, как и большинство галльских целительниц. Резкий крик королевы в столь ранний час, должно быть, перепутал ее, не говоря уже о смысле слов, прозвучавших как зловещее пророчество. Дурное предзнаменование для ребенка, который, со дня на день, должен был появиться на свет… Брунхильда, и сама, была обеспокоена.

Она глубоко вздохнула, отвернулась и закрыла глаза. Но едва лишь Брунхильда снова задремала, как прежний кошмар вернулся, он был столь отчетливым, что королева вздрогнула, всем телом. Огонь, кровь, трупы, обезображенные ужасными гнойными язвами… Дети, чьи тела были раздуты из-за огромных черных нарывов, корчились на земле, умоляя, чтобы смерть освободила их. Орды косматых всадников лавинами неслись с гор, уничтожая все на своем пути. Видение затягивало Брунхильду, словно бездонный омут; она чувствовала, как сдавливает грудь и сжимает горло так, что становится невозможно дышать…. Брунхильда захрипела и, с такой силой, забилась среди смятых простыней, что повитуха подскочила к ней и навалилась на нее всем телом, зовя на помощь.

Почти в тот же миг королева очнулась. Она попыталась совладать с голосом, чтобы приказать Талигии отойти, как вдруг резкая боль пронзила ей живот, заставив содрогнуться в мучительной конвульсии. Ее ночная рубашка задралась кверху, простыни соскользнули на пол. Несмотря на все старания не кричать, королева не смогла сдержаться и хрипло застонала Ее пальцы, сильно стиснули руки повитухи, искаженное болью лицо побагровело, на глазах выступили слезы. Такой ее увидели поспешно вбежавшие служанки. У Брунхильды отошли воды, но кровь продолжала струиться по бедрам и пропитывать постель. Она осознала это несколько мгновений спустя, когда боль немного утихла.

— Помогите мне, — тихо произнесла она, наконец, отпуская руки повитухи.

Затем с трудом поднялась и кое-как добрела до кресла с вынутым сиденьем, приготовленного для родов. Она осторожно села, чувствуя, как сильно колотится сердце, и положила ноги на деревянные подлокотники. Эта поза показалась ей одновременно непристойной и унизительной.

— Принесите горячей воды и полотна. И скажите, чтобы предупредили монсеньора Зигебера, — распорядилась Талигия.

— Нет, не сейчас…. Попозже.

Королева Метца обменялась с повитухой долгим немым взглядом, и та, наконец, улыбнулась ей. Несмотря на то, что волосы у Талигии были седыми, она обладала недюжинной силой и непоколебимым спокойствием. Двумя годами раньше именно она принимала Ингонду, первого ребенка королевской четы. Однако в тот раз Брунхильда не чувствовала ни такой боли, ни такой слабости. Ей хотелось, чтобы Талигия поговорила с ней, ободрила ее, но повитуха отошла, чтобы сделать все необходимые приготовления.

Во время недолгой передышки Брунхильда расслышала пение птиц, шум пробуждающегося города, звон колоколов, зовущий прихожан к пасхальной мессе. Должно быть, Зигебер уже там, вместе с дочерью…. Затем, последовала очередная схватка, столь сильная и внезапная, что Брунхильда согнулась пополам. Одна из служанок, стоявшая за креслом, схватила королеву под мышки и бесцеремонно прижала к спинке. Две другие с двух сторон прижали ее бедра к подлокотникам. Это переполнило чашу ее терпения. Брунхильда перестала сдерживать слезы, и открыто расплакалась от боли и унижения. Ей казалось, что ее насилуют, как одну из тех несчастных, которых она видела в своем кошмаре, поваленных солдатней прямо на землю… Она кричала от невыносимой боли, бедра ее были широко разведены, между ними стекала вязкая жидкость с примесью крови, липкий пот заливал глаза… Все это было недостойно правительницы… Талигия, с закатанными рукавами и намазанными гусиным жиром руками, опустилась перед королевой на колени.

— Я уже вижу головку, — прошептала повитуха, — Осталось недолго.

Ее тон был успокаивающим, но когда Брунхильда открыла глаза, она увидела в руках у Талигии щипцы. Когда они вторглись в нее, разрывая складки плоти, она закричала так, что едва не лишилась голоса. Что бы там ни говорила повитуха, это длилось очень долго…