Слепые солдаты

На третью ночь Яну, без всякого труда, достаточно шутливо взяв «на слабо», научили танцевать тоголаду с раздеванием, здешний аналог стриптиза. На четвертую, опять-таки без особого труда, затянули в эротические игры изрядно развращенных балеринок. На пятую в спальне объявилось несколько мальчиков-балерунчиков, и игры стали еще фривольнее.

Сварог временами поскрипывал зубами, читая подробные протоколы допросов. Самое печальное, что юная девушка участвовала во всех этих забавах собственной волей: переходный возраст, любопытство, стремление ни в чем не уступить новым подругам, раскованным и познавшим все на свете. Да и лейб-медик, которому она привыкла доверять, высказался достаточно определенно. Девчонка не понимала, что ее умело развращают, шажок за шажком…

В ту ночь она проиграла три раза. Один раз, платя проигрыш, пришлось танцевать тоголаду для всех, дважды она на квадранс уединялась с парой мальчиков в задней комнатке, откуда выходила красная до ушей — руки выигравшие распускали изрядно.

Все дело в обстановке, которую для нее искусно создали. Ни тени принуждения или грубости, отношение самое почтительное, разве что с легонькой ноткой фамильярности, вполне уместной в этих обстоятельствах. Даже тогда, в задней комнате белозубые юные красавчики держались предельно вежливо. Обаятельные улыбки: «Яна, ты позволишь?», «Я расстегну, да?», «Можно, я сниму?» Восхищенные взгляды: «Ты лучшая на свете!» Хитрые подначки: «Яна, ты сама согласилась играть, но никто здесь никого не неволит, можешь уйти в любой момент, если считаешь, что еще маленькая для таких игр…» Постоянные комплименты: «Яна, ты чудесная! Мы слышали, ты надутая чванная злючка, прямо-таки боялись тебя поначалу, а ты такая… Ты такая…»

Потом она, по прекрасно знакомой Сварогу азартности характера, сама ввязалась в игру посерьезнее, прекрасно зная к тому времени, что проигрыши в этом случае платят уже «игрой на флейте любви». Разумеется, все было подстроено так, что выиграть она не могла ни разу, ни при какой погоде… И более часа провела в одной из задних комнат с тремя танцорами. Обаятельные мальчики потешились вволю, изощряясь, как только возможно в такой ситуации. Понятно, какие побуждения ими двигали, кроме старания прилежно выполнять герцогские приказы: антланцы, вечные холопы, быдло — и вдруг им выпадает случай сделать «флейтисткой» саму императрицу. В чем они потом признавались на допросах — несомненно, лязгая зубами и белые от ужаса…

Вся эта компашка старательно докладывала герцогу о малейших деталях. Было отмечено, что на следующую ночь, когда снова явились обаятельные, вежливейшие юнцы, Яна держалась уже совершенно спокойно, обвыклась и освоилась, оказавшись в результате неизбежных проигрышей в задней комнате, уже не краснела почти. Глупенькая девочка начала привыкать к новым забавам. Сварог выругался поначалу, читая очередные показания, но потом подумал не без самокритичности: собственно говоря, в полузабытые советские времена в старших отрядах пионерских и спортивных лагерей порой после отбоя происходили вещи, не особенно и отличавшиеся от кропотливо описанных забав. Старо, как мир: девочки торопятся познавать жизнь…

Те, чьи приказы выполнял герцог, задачу перед собой поставили серьезную: развратить Яну до крайних пределов, подсадить на подобные развлечения, как на наркотик, заставить видеть только в них цель и смысл жизни. Благо в таком возрасте из человека можно при известном мастерстве вылепить что угодно… Впрочем, и настоящие наркотики — пресловутая курительная дурь с островов — тоже планировалось пустить в ход чуть попозже. Хотели добиться, чтобы к совершеннолетию стала законченной шлюхой и наркоманкой, которой дела Империи абсолютно неинтересны. Ну, а правили бы другие, найдя способ избавиться и от Канцлера, и от Гаудина, и от полудюжины крупных фигур. Ни крови, ни трупов. Ни переворота, ни отречения, ни самоубийства — просто-напросто императрица стала бы чисто декоративной фигурой, а Империя перешла бы в другие руки…