Слепцы

– В головах, ясное дело. Еще кое-что помнят Афанасий и Ханифа. Они хотят, чтобы мы не забывали это… Как вождь любит говорить? А! Наследие предков. Но дело не только в памяти.

Помню, сколько воевал Наставник с Дашей. Она у нас одна из самых старших, прожила целую жизнь в том, другом мире, и привыкла вопросы решать просто. Кулаком в челюсть. А она это умеет… И еще она говорила: «Любить людей? Жизнь любить? Шутите? За что?» Это было раньше, давно…

Знаешь, после разговоров с Дашей я каждый раз хожу сама не своя. Неужели старый мир был таким… Таким… Я даже не знаю, какое тут слово подойдет. Нас таким словам не учили. Она рассказывает страшные истории. Про жестокость и ненависть. Про полное равнодушие людей друг к другу. Про деньги, ради которых, не задумываясь, предавали и убивали. А я слушаю, и не знаю, радоваться мне, что я родилась тут, или печалиться. Не знаю. Не могу решить.

Даша меня и притягивает, и отталкивает. Даже не скажу, что сильнее. Дарья не такая, как мы, и мне интересно слушать ее истории. Но иногда ее слова так ужасны, что хоть уши затыкай. Страшнее всего то, что Даша говорит об этом спокойно. В ее голосе нет ни страха, ни горечи, ни боли. Как можно ничего не испытывать, говоря о том, как дети убивали кошек и собак? Просто так, от скуки. Или о том, как ради денег подсаживали людей на наркотики.

– На что подсаживали?

– У-у-у… Хуже ничего на свете быть не может, просто поверь. Ты не знаешь, что это, и ты счастливый человек. Вот одну историю помню. В какой-то стране… забыл название, но не бедная была страна, не голодали жители. Так вот решили в крупных магазинах к Рождеству скидки огромные сделать. К Рождеству, понимаешь? Главный праздник христиан. Так вот толпа людей снесла и витрины, и охрану, и продавцов. И друг друга. Люди давились насмерть. Топтали упавших. И ради чего, Герман? Ради новой куртки? Ради красивых сапог? Ради нового айфона?! У тебя в голове это укладывается?

– Я не знаю, что такой «новый Афон».

– Я не в этом смысле.

– Не очень…

– И у меня. Даша говорит, что во всем этом, в жестокости людей, в их ненависти друг к другу, виноваты были деньги. А я считаю, чушь это. Глупые попытки оправдаться. Сами люди виной всему. Именно тот мир и сломал Дарью Сергеевну. Так что хоть я и люблю Дашку, но она – страшный, непостижимый человек. Эх, видел бы ты ее тогда! Она напоминала ежа. Озлобленное существо, ощетинившееся колючками, которое чаще рычало, чем говорило.

– Даша не сильно изменилась.

– Чушь. Ты просто плохо ее знаешь. Теперь это так, игра. Шутка. Прежде все было всерьез. Она чувствовала, как сильно отличается ото всех, кто тоже родился там. Она видела, что и Наталья, и Афанасий, и Кондрат сумели сохранить в душе тепло, сострадание и любовь к людям. Она очень хотела жить так же, как мы, но не могла. И от бессилия становилась злой, как черт.

Я преклоняюсь перед Кондратом Филипповичем из-за того, что он сумел ее изменить. Поверь, это было настоящее чудо. Чудо, которое создавалось год за годом, каждый день по чуть-чуть ломал он кокон, в который спряталась ее душа. Не сразу, но дело сдвинулось с мертвой точки. Дарья Сергеевна стала молиться вместе с нами. Стала чаще улыбаться, чаще петь…

– Очень интересная история, но зачем ты это рассказываешь? Мне, слава Богу, с этой ненормальной не спать.

– Не спеши, сейчас поймешь. Как я уже говорила, одних знаний мало. Кондрат и Ханифа, Афанасий и Наталья учили нас не только думать, но и чувствовать. Еще они учили нас говорить…

– Учили говорить? Однако…

– Ты смеешься? Зря. Это не так просто, Герман. Я вот до сих пор считаю, что зарычать на человека намного проще, чем сказать: «Оставь меня в покое». Что стукнуть проще, чем договориться. Не лучше, но проще. Дай нам вождь волю, давно бы друг друга переколотили.

– Поэтому и не дает.

– Поэтому и не дает… Ладно, посидели, отдохнули, пора назад.

А то Ханифа придет, а тебя нет.

– Хорошо-хорошо. Но сначала ответь-ка на вопрос: куда вы все время спешите? Да, я понимаю, бережете время. Но зачем? Зачем?

– Хороший вопрос. Вот она идет. Ханифа Эшба. У нее времени меньше, чем у меня. Она и ответит лучше.

Глава 11 Замурованные

Ханифа загнала меня в тупик своим вопросом. Хоть стой, хоть падай.

Мы миновали извилистый, узкий каньон. Тихо, стараясь не издавать лишних звуков, проследовали через зал Москва, населенный уже знакомыми мне москвичами. Сейчас, кстати, их тут не оказалось. Как раз входили в зал имени Гиви Смыра. Только что старушка рассказывала мне любопытную, но отдающую бредом легенду о мистическом Белом Спелеологе; едва сдержался, чтобы не засмеяться в голос. Сказки для детей, тьфу.

Я расслабился… И тут ни с того, ни с сего:

– А ты бы хотел вернуть память?

Я чуть не упал. Вот так вопросик… Еще б не хотел.

– А разве это возможно?

– В пещерах возможно все, – уклончиво отвечает она. – Эти пещеры отнимают что-то, но что-то и дают взамен. Ты потерял память на Мертвой станции. А здесь, в зале Гиви Смыра, иногда люди обретают то, чего лишились. Возможно, обретешь и ты.