– Мне опять было видение, – простонал он, хватаясь за голову. – Опять трупы! Трупы и убийства! И кровь, кровь, кровь! Сколько можно?! С тех пор, как попал сюда, в эти чертовы пещеры, постоянно что-то мерещится!
– Не только тебе, – кивнула Маша. – Ты думаешь, нас не мучают такие сны наяву? Постоянно, друг мой. Лада говорит, все дело в дурной энергетике.
– В чем?
– На станциях убивали, расчленяли и ели людей. Вся боль, весь ужас, который они испытывали, остались тут.
– Остались тут? – космонавт завертел головой, словно хотел увидеть, как вокруг летают ужасы. – Разве это возможно?
– Меньше задавай такие вопросы, – Мышка сегодня была жесткой, как никогда. – Это есть, и с этим надо считаться. Иначе не выжить. Тут, в метро, призраков столько, что они толкаются локтями. Именно тут они обычно и являются. Но не суди о нашем мире только по его изнанке. Пойдем. Я покажу тебе настоящую красоту.
Девушка взяла Германа за руку и увлекла за собой в зал Анакопия.
Федя остался на станции один. Он был бледен, но губы мальчика улыбались.
– Жизнь и смерть, они идут здесь рука об руку, – процитировал сын вождя слова своего отца.
«Зал Анакопия – главный бриллиант в пещерной диадеме!», «Настоящий белокаменный дворец!», «Перед ним меркнут все другие подземные красоты!» – так расхваливали самую глубокую и самую волшебную из пещер Нового Афона бесчисленные буклеты, проспекты, брошюры.
Это был тот редкий случай, когда реклама не врала.
Люди восхищались красотой зала Анакопия с того самого дня, когда первые спелеологи, Гиви Смыр, Борис Гергевада, Зураб Тинтилозов и Арсен Окроджанашвили, рискуя жизнями, спустились сюда по узким ходам-колодцам. Это были отчаянные, смелые люди.
И именно им, первым из смертных, открылись спрятанные в недрах горы чудеса.
Над головами людей раскинулся лес из сотен разноцветных сталактитов. Ветер не трепал вершины этих «деревьев», и птицы не порхали среди ветвей. Этот лес застыл раз и навсегда в безмолвном, торжественном оцепенении, вечном, как сама Земля. Дальше по стенам ниспадали к самому полу изящными складками занавески, придающие залу сходство с пещерой Али-Бабы. Отдернуть бы эти театральные кулисы, но нельзя – занавесы тоже каменные, созданные миллионами стекающих с потолка капелек.
Но все эти красоты меркли в сравнении с главным чудом зала Анакопия – Каменным водопадом.
Движение и оцепенение, миг и вечность, могильная тишина и ласкающая слух мелодия – все это слила воедино хитрая волшебница по имени матушка-природа. Мощные струи, девственно белые, точно молоко матери, вырываются бурным потоком из расщелины скального свода. Кажется, еще немного – и всю пещеру затопит каменный поток. Но нет. Лишь на какие-то сантиметры век за веком опускается водопад к земле. Он застыл, точно, едва вырвавшись на волю, получил строгий приказ: «Замри!»
Природа обожает шутить; вот и здесь прямо поверх каменного водопада струится ручей. Весело журчит, мчится вниз и с мелодичным звоном разбивается о камни. Шелест воды не нарушает тишину, а сливается с безмолвием в некое единое целое. Звук этот, веками не меняющийся, не нарушает тишину, а лишь подчеркивает отсутствие иных звуков.
«Причинами возникновения уникальных скальных образований являются постоянная влажность и проходящее вблизи русло подземной реки», – пришли к выводу исследователи, пришедшие следом за спелеологами.
Не то чтобы эти люди совсем были лишены способности видеть прекрасное, просто их больше интересовало, как «это работает».
Ну а для туристов важнее было встать на фоне водопада в эффектную позу и запечатлеть себя на память. А может, и попробовать украдкой, пока не видит вредный сотрудник, отломить кусочек… Этим людям, в отличие от первопроходцев, право созерцать подземную феерию далось слишком легко. Заплатил в кассу, сел в поезд пещерного метро – и все, ты на месте. Туристам не надо было карабкаться по узким подземным ходам, обдирая локти и колени, рискуя каждое мгновение сорваться и разбиться. Потому и не испытывали «уважаемые посетители» священного трепета перед лицом Вечности.
Гиви Смыра, одного из первооткрывателей карстовых полостей Нового Афона, спросили однажды, почему он не появляется больше в пещерах, которые сам открыл. На это спелеолог ответил с грустью в голосе: «Давайте сделаем лифт на Эльбрус, чтобы каждый мог побывать на вершинах».
А дядя его добавил тихо: «Люди не хотят искать, но любят находить»[4].
Эти слова передавали из уст в уста все, кто пытался спасти от гибели хрупкую пещерную красоту. Красоту, которая год за годом гибла под напором могучего, бурлящего, выплескивающегося из берегов потока посетителей.
Поэтому ли, или еще за какие грехи оказались туристы в итоге заточенными в подземелье, куда отправились на увеселительную прогулку, – Бог весть. Но беда научила людей благоговейно склонять головы перед Ее Величеством Стихией, а она, в свою очередь, сменила гнев на милость.
До поры до времени…
– Красиво, правда?
– Да-а-а… Просто слов нет… В ваших сырых, вонючих пещерах такое чудо! Глазам не верю!