– Вот и в случае с Богом и Мраком – та же история. Верить в Бога необходимо! Но и игнорировать силы, существующие с Его позволения, неразумно, – подвел итог беседы вождь. И Афанасий больше не возвращался к этому разговору. Он понял.
Теперь предстояло убедить остальных. В том числе гордую, сильную Ладу, твердо убежденную, что никаких хранителей пещер нет вовсе.
– Придется повозиться, – вздохнул слепой старик, взбираясь на последнюю ступеньку лестницы. Но, прислушавшись к тому, что творится в пещере, Кондрат Филиппович понял: сейчас для урока не самое удачное время. И разговор о Духах придется отложить.
В зале Апсны готовились к похоронам.
– Мы живем, всегда готовые к смерти, – рассказывает мне Маша, – мы не боимся ее. Учитель говорил, что в прежние времена люди очень боялись умереть. Что они старались не думать об этом, не произносить это слово, прятали мертвецов подальше, чтоб не попадались лишний раз на глаза. Но, что самое смешное, из-за этого боялись «старуху с косой» еще больше.
– По-моему, это не смешно, – сухо произношу я.
– По-моему, тоже, – мигом серьезнеет девушка. – Ни капли не смешно. Я слушаю истории о тех людях, которые жили когда-то там, наверху, и у меня волосы дыбом встают… Иногда я хочу заплакать, иногда меня скручивает от ужаса. Учитель рассказывал нам про древний Рим, про Вавилон, Египет, так вот, даже там не было такого рабства, как в Последнюю Эпоху! Это страшно. Но я смеюсь. Слушаю истории про тех, кто ради карьеры и денег превращал в ад жизнь себе подобных, – и смеюсь. Слушаю про тех, кто ради минутной славы шагал по трупам, – и смеюсь.
– Смеешься? Но почему?
– А не знаю. Так проще.
Я хмыкнул, но ничего не сказал. В словах Маши о том, что они вообще не боятся смерти, есть доля лукавства. А вот в том, что жизнь и смерть здесь идут рука об руку, я смог убедиться очень скоро.
Я сразу, как только в первый раз очнулся в зале Апсны, заметил гигантский каменный крест, высеченный в скале. Потом, приглядевшись, увидел, что с двух сторон от креста изображены какие-то люди. Видимо, святые. Под крестом и иконами возвышались одинаковые глиняные холмики. Что это? Сначала я не мог ответить на этот вопрос. Лишь когда начались похороны, догадался об их назначении.
– Могилы? – не столько спрошиваю, сколько уточняю я.
– Они самые, – кивает Мария.
Одна могила только готовится принять своего вечного гостя. На моих глазах мужчины выгребли из глубокой узкой ямы глину и встали по сторонам. Кстати, одного из них, Алекса, того самого, который стукнул меня по голове, я тут почему-то не увидел. Потом подходят женщины и в благоговейном молчании выстилают могилу мхом. Погребение готово, но похороны не начинаются. Пещерные (называть их про себя «дикарями» я перестал) кого-то ждут.
– Кого вы хороните? – тихо спрашиваю я.
Маша смотрит на меня как-то странно, – то ли с испугом, то ли с сочувствием, – но молчит.
В пещере царит тишина. Воздух словно бы застыл. Он висит тяжелым, темным занавесом над головами людей и кажется осязаемым. Легкий аромат, источник которого я никак не могу обнаружить, приятно щекочет ноздри. Возможно, это какие-то подземные испарения. Беззвучно мерцают светлячки. Застыли, точно изваяния, люди. Сын вождя тихо стоит рядом с отцом и матерью, глядит по сторонам серьезно, задумчиво. Кошка, устроившаяся на плече хозяйки, молча смотрит перед собой. Даже рыба не плещется в озере.
Все живое чувствует ледяное дыхание смерти, прошедшей совсем рядом, почти коснувшейся их краями савана. Все ощущают мрачную торжественность момента. Один только я ничего не понимаю.
– А ждете кого?
Вместо ответа Маша легким жестом указывает куда-то за спины мужчин и в тот же миг опускается на колени. Следом преклоняют колени и все остальные. Я на всякий случай тоже опускаюсь на влажную глину. Тут только замечаю я, что к кладбищу из глубины подземного зала медленно, торжественно шествует сгорбленный старик. Издалека бросается в глаза длинная борода пепельного цвета, спускающаяся до пояса; такого же цвета и его волосы. Он идет, опираясь на посох, и что-то бормочет себе под нос.
Я сначала предположил, что это колдун или знахарь, но потом услышал, как седовласый старик напевает:
– Ве-е-ечная па-а-амять. Ве-е-ечная па-а-амять.
Священник. Вот кто это.
Подойдя к племени, которое в полном составе собралось около свежей могилы, старик трижды перекрестился, и последние сомнения отпали. Я торопливо складываю пальцы в щепоть и осеняю себя крестным знамением.
– Это Кондрат Филиппович, – шепчет мне на ухо Маша, – он будет отпевать…
– Кого?
Я вновь не получаю ответа.
Тем временем седой старик заканчивает читать молитвы и обращается к Маше:
– Приведи его, Мария. Пусть попрощается.
– С кем?
– Сейчас сам увидишь, – шепчет Острикова, пряча глаза, – иди.
И я делаю шаг вперед.
А вот и покойник.