Слепцы

За дверью я вижу небольшое уютное помещение овальной формы. Сквозь отверстия в потолке и стенах сюда проникает тусклый, рассеянный свет. Имеется тут и свой светильник: несколько грибов, растущих в каменном горшке. В стене напротив замечаю еще одну круглую дверь. Вдоль стен и в центре помещения стоит мебель, вытесанная из камня: стол, скамейка, табуреты.

Даша восхищенно ахает. Я тоже гляжу по сторонам с интересом и восторгом. Сколько труда надо было положить, чтобы так обтесать неподатливый скальный монолит! Сразу видно: мой коллега живет тут давно. Человек в скафандре садится на каменную скамью. Жестом приглашает нас присесть рядом. Даша хочет сесть, но я незаметно сжимаю ее ладонь и шепчу: «Не так быстро». Потом поворачиваюсь к гиганту в красном скафандре и спрашиваю:

– И все же сначала ответьте на главный вопрос: кто вы? Нет, я знаю, вы назвали свое имя. И тем не менее. Кто вы?

– Лишние слова, Первый, лишние.

«Первый?! Это что-то новенькое. Сколько ж у меня имен… Вонадуб Намрег Булыков Бум Первый. Тьфу!».

– Зачем задавать вопросы, на которые ответ можно получить и так? – спрашивает с улыбкой Сергей и указывает на табличку, прикрепленную к скафандру. Раньше я ее или не заметил, или не смог прочесть и поэтому не зафиксировал внимание.

– «Куратор проекта», – читаю я и пожимаю плечами, – ну и что? Мне все равно ничего не ясно. И потом, мало ли, что написано. У меня вот тоже был скафандр, и там было написано, что моя фамилия Буданов.

– «Мало ли, что написано»? Хм. А вот это верно, – хозяин пещер поджимает губы, хмурит лоб, – это ты хорошо сказал. Написать можно все, что угодно. Придется рассказывать тебе все с нуля. И про «Пеликана», и про Институт, и про Буданова. А пока – прошу к столу, в соседней комнате все накрыто. Проголодались ведь.

Он встает и жестом приглашает нас следовать за собой, но мы не двигаемся с места. Ни я, ни Даша. Да, есть хочется. Очень. И приятный запах, идущий из второй двери, будоражит аппетит. Да, перед нами веселый, добродушный человека. В глазах Сергея светится искренняя радость от встречи со мной, на губах играет приветливая улыбка. Но я знаю: зло часто надевает маску добра.

– Сначала, коллега, покажите наших друзей, – сухо, но решительно говорю я. Дарья кивает. Мы встаем плечом к плечу. Наступает момент истины. Сейчас мы узнаем, кто перед нами: благодетель или искусно притворяющийся злодей.

В первый момент на лице Брянцева отражается недоумение, но его мигом сменяет взрыв хохота:

– Ну, Герман, чертяка! А ты возмужал. Когда видел тебя в последний раз, был пацан пацаном. И подругу нашел себе под стать. Молодец… Ну что ж. Прошу за мной. Ваши друзья там. Трапезничают. Вас ждут.

И мы входим в соседнюю комнату.

Они все тут. И Афанасий с семейством, и Маша, и Арсений Петрович. Они не болтаются на крюках, как в моем видении, а сидят за столом и тихо, мирно кушают. Идиллия… Нет, не идиллия. Многих не хватает. Не вижу за столом Ладу, Алекса, Ханифу и Раду.

Увидев нас, вся компания вскакивает с мест. Только тут я замечаю, как крепко им досталось. Изможденные, измученные, тела все в синяках и царапинах. Видать, нелегко далась ребятам дорога в Большие пещеры.

– Вот и все в сборе, – улыбается Афанасий, заключая меня в объятия. – А мы уже и не чаяли вас живыми увидеть.

– И мы! – отвечаю я.

Странный какой-то выходит у нас «праздник единения», как на радостях окрестил этот миг Сергей Иванович. Он один тут энергичен и полон сил среди нас, доходяг. Вроде бы мы и рады друг другу, но сил хватает только на улыбки. И ничего, кроме стандартных слов: «Наконец-то! Как здорово, что вы живы!» – не приходит на ум.

И, кстати, я один гляжу на живых товарищей как на мираж? Словно боюсь, как бы они не исчезли? Мы слишком устали… Потом, конечно, будут и восторги, и теплые объятия. Но не сейчас.

– А остальные где? – спрашиваю я, оглядываясь.

– Рада в спальне, ее едва не сожрали, – отвечает Афанасий, опуская глаза. Он больше не пытается изображать бурное, безудержное веселье. На лице вождя печать глубокой скорби. Невыразимую боль испытывает сейчас этот человек. Некогда могучий, отважный, а сейчас – сломленный, раздавленный. – Остальные погибли. Никогда себе не прощу… – и в первый раз при мне, а может, и в первый раз в жизни, Афанасий заплакал. Следом начинает рыдать Наташа, потом Маша и Федя. Вот уже и я вижу все происходящее вокруг, словно сквозь тусклое стекло. Минуту спустя плачет все племя. Слезы градом падают на пол.

– Устроим мы тут наводнение, – пытается пошутить Афанасий. Никто не смеется.

– Наводнение, – шепчет Наташа сквозь всхлипы, – наводнение… Будь оно проклято, это наводнение!

Сергей Иванович, энтузиазм которого тоже давно испарился, стоит в углу, украдкой трет платком глаза и приговаривает:

– Это хорошо. Это правильно. Поплачьте. Пускай горе найдет выход. Потом легче будет. Я знаю. Я знаю…

И он оказывается прав.