Слепой поводырь

— Похоже, с медицинским обслуживанием в Ставрополе будет ещё хуже, — грустно заметил Ардашев.

— Отчего же-с? — осведомился Дубицкий.

— Да вот, пишут, что доктор Целипоткин погиб, — пояснил Клим.

— Позволите взглянуть?

Ардашев протянул газету.

— Вот так-так! — пробежав глазами заметку, с сожалением чмокнул губами купец. — Как же это? А ведь хороший был медикус! Надо будет прийти проститься с ним сегодня.

— Разрешите полюбопытствовать? — спросил Вельдман, и «Северный Кавказ» оказался у него в руках.

— И за что же господь послал ему такой конец? — покачав головой, произнёс негоциант.

— Пути Господни неисповедимы. Призвал Всевышний несчастного на Божий суд… — грустно выговорил сосед Ардашева и вернул газету.

Трагичная новость настолько опечалила ездоков, что до самого Ставрополя они не проронили ни слова.

От села Татарского дорога шла серпантином к лесу Угольному, прозванному так ставропольцами из-за древесного угля, добываемого там для утюгов и самоваров. Наконец, пройдя недостроенный участок пути, колёса кабриолета вновь побежали по щебёнке Невинномысского шоссе, ведущего на одноимённую улицу Ставрополя.

Город встретил коляску пылью, щебетаньем птиц, шумом тарантасов и колокольным звоном. Конечным пунктом поездки были Тифлисские ворота, выстроенные в честь славной победы русского оружия над армией Наполеона. Когда-то они были восточной заставой города от набегов горцев. Кавказская война закончилась, и теперь триумфальная арка стала городской достопримечательностью. Ещё недавно здесь собирался обоз экипажей обывателей, следовавших на воды под охраной казаков.

Распрощавшись с попутчиками, Клим нанял извозчика и через десять минут он уже открывал калитку нового родительского дома на Барятинской.

Глава 3 Родные пенаты

— Встречай, мать, гостя! — обнимая сына, молвил слегка полный мужчина шестидесяти трёх лет с бакенбардами, густыми седыми усами и заметной проплешиной. Пантелей Архипович Ардашев был одет в длинный коричневый шлафрок с атласными отворотами поверх нательной рубахи. Под полами виднелись загнутые носы восточных чувяк.

— Климушка! — взмахнула руками Ольга Ивановна Ардашева, женщина пятидесяти восьми лет в белом чепце и длинном сером платье простого покроя. Её открытое и доброе лицо ещё сохранило остатки былой красоты. — А что ж ты телеграмму не прислал? Мы бы подготовились. А то вот горничную на базар отправили. Но ничего, я и сама на стол накрою.

— Не хотел вас беспокоить, — целуя родителей, ответил Клим. — Хоромы, вижу, вы знатные отгрохали! Молодцы!

— Да уж старались!

Неожиданно к Климу подбежал щенок тёмно-коричневого окраса с белым пятнышком на лбу и, остановившись в нерешительности, вдруг трижды протявкал.

— А это что за бутуз?

— Ты же знаешь нашего отца — доброе сердце. Возвращался после заседания думы и подобрал где-то этого брошенку. Он почти умирал. Клещи заели. Вылечили, отмыли, откормили. Назвали Громом. Двор без него теперь не двор.

Клим поманил щенка. Тот с опаской приблизился. Ардашев почесал его за ухом, и пёс потёрся мордочкой о ногу гостя.

— Признал! — обрадовалась мать.

— Можешь считать, что Гром принял тебя в нашу семью, — добавил старший Ардашев.

— Какие новости? Рассказывайте.

— Родитель твой имение в Медвеженском уезде продал купцу Дёмину, — горько вздохнула матушка.

— Да зачем оно мне? А в Ставрополе интересные дела намечаются. Завод собираются строить по производству земледельческих орудий. Я стал одним из пайщиков. И кое-что осталось на чёрный день.

— Ох и рисковый у тебя отец, — покачала головой Ольга Ивановна.

— Да что же мы стоим? Пройдём в дом, сынок. Посмотришь хоть какую комнату мы тебе приготовили. Вернее, даже не комнату, а кабинет!

Не успел Клим вступить за порог, как перед ним возник долговязый молодой человек с длинными редкими волосами, жиденькими усами и такой же бородкой. На правой стороне носа, чуть выше кончика, точно муха, взгромоздилась чёрная бородавка. Незнакомец был одет в серый подрясник и совершенно бос. Он протянул руку и сказал:

— Позвольте рекомендоваться — Ферапонт Благонравов.

— Клим! — ответил на рукопожатие гость.

— Ферапонт у нас обретается, в твоей комнате. Вторую кровать мы туда уже занесли. Вместе вам веселее будет, — сообщил отец. — Ты же не против?

— Нет, — выговорил Клим, сожалея в душе, что делить комнату придётся с незнакомцем, который напоминает дьячка. И эта мимолетная грусть, промелькнувшая на его лице, не скрылась от внимания молодого человека в церковном одеянии, который робко заметил:

— А может, лучше я съеду?

— Я тебе съеду! — погрозив пальцем, выговорил Пантелей Архипович. — Ни в коем случае! А кого я буду в шахматы обыгрывать?

— Сына.

— Ага, — почесав нос, недовольно буркнул старший Ардашев, — обыграешь его… Помнится, последний раз я ему ставил мат, когда он учился в пятом классе.