— Несчастный случай, — махнул рукой Славин. — Сунул голову, а тут рычаг и сработал. Судить устроителей надобно за преступную халатность.
— Позвольте-позвольте, господа полицейские, такого быть никак не могло-с, — тряся кудрявой головой, возмутился распорядитель музеума. — Рычажный механизм был застопорен. Я лично клинышек проверял перед началом. Он был на месте.
— И где-же он теперь?
— Не вижу-с, но он был, извольте не сомневаться.
— Да вон он, — показал Ардашев, — в кровяной луже у подножья «железной девы».
— Он точно-с, — обрадовалась кудрявая голова. — Но как от там оказался? Вытащить его руками никак невозможно было-с.
— А если выбить? — поинтересовался Клим, — например, молотком?
— Кто же с молотком ходит в паноптикум? — недоумённо вопросил распорядитель.
— Так можно было или нет? — вмешался Залевский.
— Пожалуй, да. Только, господа, это какая-то фантасмагория. Я и представить не могу такой сюр, чтобы кто-то тайно принёс с собой молоток и караулил у гильотины, пока какой-нибудь посетитель ни с того ни с сего, вдруг сунет под нож голову. Увидев сего умалишённого, злодей должен успеть молниеносно ударить молотком по стопору, дабы привести в действие рычаг, освободивший резак.
— А почему нельзя было прибить стопор намертво? — спросил Залевский. — Вы были бы застрахованы от всяких случайных нелепостей.
— К концу гастролей мы обычно проводим «казнь» манекена. И публика идёт на такой аттракцион с удовольствием. Всегда аншлаг. Потому и не хочется портить устройство гвоздями.
— А нож, видать, хорошо наточен, — предположил судебный медик. — Так резанул, что и воротник ластиковой[58] сорочки не спас. И даже края кожи на шее не завернулись.
— Мы лезвие не просто точим, а правим как бритву.
— А кто таков этот покойник? — спросил судебный следователь.
— Где-то я его видел, а вот где — не припомню. Надо бы обыскать одежду. Может, и установим личность, — предположил помощник полицмейстера.
— Это Струдзюмов Аполлинарий Сергеевич. Служит в «Северном Кавказе», театральный критик, — пояснил Клим.
— Откуда вы его знаете? — косясь на Ардашева, спросил Славин.
— Недавно общался с ним. По его словам, он выходил из доходного дома на Казанской 40, что наискосок от «Херсона», как раз в тот момент, когда какой-то неизвестный тащил труп магнетизёра Вельдмана в фаэтон. Сдаётся мне, что он узнал убийцу, но не захотел мне называть его имя. Не удивлюсь, если газетчик попытался шантажировать злодея и вымогал у него деньги. Тогда его конец закономерен. Очень скользкий тип… был.
— Почему вы так думаете?
— Ходят слухи, что он не объективно писал театральные обзоры. Кто платил — тех хвалил, кто отказывался — тех ругал или замалчивал.
— Что ж это вы… на слухи полагаетесь? — ехидно осведомился следователь.
— Нет дыма без огня.
— Вполне возможно — качнув головой, согласился помощник полицмейстера. — В названном доме на Казанской жительствует оперная певица Завадская. Я на днях её допрашивал и помню адрес. Струдзюмов мог к ней наведываться.
— Да, он у неё и был. И потерял карандаш с надписью: «Северный Кавказ». А я нашёл и отнёс ему.
— Что значит нашли? — зло выговорил Славин.
— После вашего допроса я вернулся домой. Поспал немного и решил осмотреть место происшествия. У доходного дома валялся карандаш. Я и поднял его.
— Допустим, — прищурив глаз, изрёк следователь — вы прочли надпись: «Северный Кавказ» и догадались, что она относится к одноимённой газете, но как вы узнали, что это карандаш Струдзюмова?
— О том, что репортёр частый гость актрисы мне поведал дворник, когда я его расспрашивал.
— Стало быть, вы проводите частное расследование убийства гипнотизатора Вельдмана?
— Можно и так сказать, — пожав плечами, согласился Клим.
— Выходит, нарушаете закон?
— Нет, не нарушаю, потому что я делаю это бескорыстно и в целях содействия полиции и судебному следствию.
— А в паноптикуме вы как оказались? — уставившись на Клима, не унимался Славин.
— Так же, как и все. Купил билет и пришёл.
— Допустим. А почему вы стоите сейчас здесь, а не там, со всеми остальными посетителями?
— Осматриваю место происшествия.
— Значит так, молодой человек, сейчас я отвезу вас в следственную камеру, предъявлю обвинение и изберу для вас меру пресечения в виде подписки о невыезде. Вам ясно?
— Интересно, а в чём же будет заключаться моё обвинение?
— В том, что вы, занимаясь частным сыском, препятствуете судебному следствию! — потрясая кулаками, вскричал Славин.
— Вам, как судебному следователю, не мешало бы знать, что в «Уложении о наказаниях уголовных и исправительных» такой статьи нет.
— Да как вы смеете! — почти фистулой крикнул чиновник.
— Господа-господа, остыньте, — вмешался Залевский и, обращаясь к Славину, пояснил: — Николай Васильевич, каюсь, но это я разрешил господину Ардашеву помогать дознанию. С его высокоблагородием это согласовано. Но, если вы против, я запрещу ему касаться дел по смертоубийству Целипоткина и Вельдмана.
— Да уж окажите милость! На пушечный выстрел его не подпускать! Пусть катится отсюда домой, пока я не передумал!