– Если из списка вычесть детей и женщин, останется человек сорок. Судебный следователь подгоняет нас. Трёх полицейских придётся задействовать.
– Славин такой. Всех заставляет спешить, только сам не торопится… Послушайте, а разве дамочка не могла шандарахнуть доктора по голове, например, кочергой или молотком?
– Могла, конечно. Но след на бумажном листе от мужской туфли.
– Да-да, я совсем забыл об этом, – кивнул полицмейстер.
– К тому же, отпечаток указывает на то, что он не мог быть оставлен покойным, поскольку тот носил другой фасон. Мы это уже установили.
– Это правильно. А соседей Целипоткина опросили?
– Ещё вчера. Дворник припомнил, что к нему приходил какой-то человек, но он даже не смог толком описать его рост и комплекцию.
– Ладно. – Фиалковский махнул рукой. – Пусть болит голова у Славина. Это теперь его работа. Наше дело – точно выполнять поручения судебного следователя и не опростоволоситься… Что там у нас за сутки стряслось?
Залевский развязал папку и, перебирая бумаги, доложил:
– Вчера на кухне дома Зозулевских, на Николаевском, найден труп переплётчика Трофима Филиппова. Повесился. Оставил покаянное письмо. Если помните, месяца два назад он взял у часовщика часы, обещал купить, но продал и пропил. Наш доблестный судебный следователь Славин вменил ему кражу, хоть тот потом деньги и вернул. Следствие уже шло к концу, и дело должны были передать в суд. Ему грозило лишение пенсии и тюрьма.
– А какая у него была пенсия?
– Семь рублей в месяц.
– Не особенно разгуляешься.
– Старик выпивал. Перебивался переплётным ремеслом и подачками от безграмотных крестьян, коих он сопровождал к нотариусу и за них расписывался.
– А что в записке?
– Написал, что «лучше умереть, чем позорить на суде свою седую голову и взрослого сына».
– Жаль его. Безвредный был человечишка. Шестьдесят с небольшим ему, если я не ошибаюсь.
– Да, шестьдесят четыре… Его весь Ставрополь знал. Местные ремесленники звали его «кумом», а молодёжь угощала водкой, слушая истории о загадках нашей цивилизации, которые он мог рассказывать часами. Говорят, он успевал не только переплести книгу, но и прочитать её за сутки, независимо от количества страниц.
– А где служит сын покойного?
– В управлении кочевыми инородцами, губернский секретарь.
– Понятно… Что ещё?
– Директор театра принёс список пьес на новый сезон. Намечается сто десять представлений. Все постановки известны и уже шли не только в столице, но и в Москве. Я выдал ему разрешение.
– Опереток много?
– Примерно треть.
– А что вы можете сказать про отгадывателя мыслей? Откуда он к нам пожаловал?
– Приехал из Владикавказа, но перед этим был во Франции. Фамилия Вельдман. Выкрест, а всемирную известность получил. Вроде бы и по заграницам гастролирует. Говорят, с самим писателем Толстым знается. Предсказал ему, что тот доживёт до глубокой старости, но будет отлучён от церкви.
– Вздор!
– И я так считаю. Где это видано, чтобы автора «Войны и мира» анафеме предали! Но афиши пристойные. Дозволил расклеить везде, кроме Александрийской. Нечего им висеть у Присутственных мест. А вот на рынках, базарах и афишных тумбах – сколько угодно. Владыка Владимир хотел было нотицию[20] нам отписать о недопустимости выступления в городе «бесовского шарлатана», как приносящего вред не только духовному, но и физическому здоровью мирян, но потом передумал.
– А что так?
– Предводитель дворянства попросил его отказаться от этой затеи.
– Отчего же?
– Дочь генерала страдает сонной болезнью[21]. Она иногда засыпает на трое суток, и пульс почти не чувствуется. Никакие микстуры не помогают. Её наблюдал покойный доктор Целипоткин. Он прознал откуда-то о гипнотических способностях Вельдмана и его скором приезде из Владикавказа в Ставрополь. Целипоткин тогда и предложил Его превосходительству погрузить её в глубокий гипноз, а сделать это может только Вельдман. Для того, чтобы потрафить владыке, я обязал городского врача присутствовать на сеансе.
– Умно! – Полицмейстер пожевал губами, расправил усы и сказал: – Просьбица у меня к вам будет, Владимир Алексеевич, устройте-ка, мне на его сегодняшнее выступление ложу. Уж больно супружница моя желает туда попасть. А я тем временем, в дворянском собрании в алягер[22] развлекусь. Не по мне эти заезжие факиры. Ну их к бесу!
– Сделаю, не беспокойтесь.
– Я вот что думаю: вы этого Ардашева от себя далеко не отпускайте. Умный малый. Пусть участвует в расследовании, хотя бы косвенно.
– Славину это не понравится.
– А вы и не говорите ему. Он всё равно должен будет допросить студента как свидетеля. Вот и пусть шлёт ему повестку. А вы можете вызвать Ардашева в качестве понятого. Делитесь с ним сведениями, приобщайте к расследованию, встречайтесь. Авось, и натолкнёт нас на полезную мысль. Они там, знаете ли, в этих университетах, – он поднял вверх указательный палец, – много всего таковского изучают, что нам и не снилось.
– Так и поступим.
– А что ещё у вас?
Коллежский асессор зашелестел бумагами и принялся читать: