Слепой поводырь

– Надо же, какие псалмы он запел! А? Точно матушке нашей вторит. Эх, чувствую, сынок, доведут меня эти блаженные до Успенского кладбища раньше времени и никакой бромистый калий от них не спасёт… Но давай оставим наших моралистов в стороне, потому как стол уже накрыт. Буйство чревоугодия! Адыгейский сыр пустил слезу, розовая ветчина с корнишонами ждёт-не дождётся наших вилок, паштет из куропаток пора намазывать на хлеб и заодно вкусить холодной телятины с хреном да колбаски домашней! Салат из свежих овощей приготовлен так, как я люблю – помидоры и огурцы нарезаны крупно, политы маслом, а чеснок с горьким перцем не забыты и обласканы крупной солью! Даже лимонад с мятой и лимоном! Блаженство рая! Прошу садиться.

Но не успели присутствующие заправить за ворот салфетки, как раздался звон дверного колокольчика.

– Принесла кого-то нелёгкая, – прокряхтел Пантелей Архипович и направился в переднюю. Вернувшись через минуту, он сказал:

– Мальчишка прибежал от отца Афанасия. На словах передал, что квартиранта нашего ждут в доме доктора Целипоткина. Срочно надобно отпевать несчастного Оскара Самуиловича, литию заупокойную служить… Ну да ты не расстраивайся, Ферапонтушка. Утка с печёными яблоками от тебя никуда не убежит, а к настойке ты равнодушен.

– «Не будь между упивающимися вином, между пресыщающимися мясом: потому что пьяница и пресыщающийся обеднеют, и сонливость оденет в рубище», – процитировал Библию псаломщик и с гордым видом направился к выходу.

– Отец, вы простите меня, но я составлю Ферапонту компанию, – поднимаясь, обмолвился Клим.

Пантелей Архипович в недоумении протёр глаза и застыл на месте.

Матушка, увидев сына в передней, осведомилась:

– Куда же ты, сынок?

– Я ненадолго. Хочу взглянуть на отпевание доктора. Получаса не пройдёт, как я вернусь.

Когда входная дверь хлопнула, старший Ардашев вздохнул и наполнил рюмку кизиловой настойкой.

Глава 4 Отменённые похороны

Клим остановил первый попавшийся фаэтон. Псаломщик, усаживаясь в коляску, проворчал:

– Извозчик денег стоит. Могли бы и пешком добраться. Под гору идти – не вверх карабкаться.

– Удивительно, что я не услышал от вас какой-нибудь библейской цитаты, – усмехнулся Ардашев. – Вы вообще бываете, когда-нибудь довольны? Погода прекрасная, птицы поют, лошадка добрая – чего ещё надобно?

– А вы, смотрю, не особливо отцовы деньги бережёте.

– В данном случае не отцовы, а мои.

– Эка завернули! Откуда же у вас свои, ежели вы студент?

– Даю частные уроки и делаю переводы для нотариуса с фарси и турецкого. Это помогает быстрее осваивать иностранные языки и неплохо зарабатывать. Если так дело пойдёт, то в следующем году, помощь от родителей мне не понадобится.

– Что ж, приятно слышать. Одного не пойму: зачем вы со мной пошли?

– Об этой трагедии я прочитал в «Северном Кавказе», когда ехал из Невинки. Такое происходит очень редко. Лампа упала на врача, когда он сидел за столом. Получается, его кресло находилось посередине комнаты?

– Многие так вешают люстры в рабочих кабинетах. У ректора нашей семинарии архимандрита Николая тоже лампа была не посередине. А вы сомневаетесь в том, что это несчастный случай?

– Теперь уж и не знаю. Ну раз уж поехал с вами, то мне осталось самолично во всём удостовериться.

Будущий диакон промолчал, но Ардашев уже и забыл о его существовании. Он любовался Ставрополем. В южной России все города похожи. Широкие, мощёные речным булыжником или известковыми плитами улицы, тополя-свечки вдоль дороги, одноэтажные домики мещан с резными ставнями и вдруг выросший среди них прыщом – особняк в три этажа, принадлежащий какому-нибудь купцу первой гильдии. А дальше снова одноэтажные домишки, смотрящие глазами на тротуар.

– Мы на месте, – провещал Ферапонт, когда коляска поравнялась с одноэтажным домом у открытых ворот.

Клим расплатился и зашагал за псаломщиком. Перед входом толпились люди. Прямо на двери висела табличка: «Доктор Целипоткин. Приём ежедневно с 9 до 12, кроме субботы и воскресенья».

Войдя внутрь, Ардашев увидел в большой зале священника, утешавшего даму лет тридцати в траурном платье. Она сидела у гроба, стоявшего на двух табуретах. Прощающихся было много, как обычно случается, если хоронят врача или учителя.

Запахло ладаном, и началась заупокойная лития. Усопший совсем не походил на покойника. Казалось, он заснул и вот-вот встанет. Внешность доктора если и изменилась, то очень незначительно. Это был тип мужчины красавца. Когда-то Ардашев его видел живым.

Ардашев огляделся. Двери в комнаты были открыты, и он без труда прошёл в кабинет, где, очевидно, и произошла трагедия. Об этом говорил металлический крюк посередине потолка. Новую люстру ещё не повесили, а старую убрали. И да – письменный стол располагался как раз посередине небольшого квадратного кабинета, три стены которого составляли полки с книгами, а в четвёртой было затворённое окно. Маятник напольных часов, как всегда, тихо и уверенно отмерял ровные отрезки времени, будто ничего и не случилось.